И все-таки похож… Или мне мерещится?
— Вика, ты так засмотрелась на того парня, мне уже можно вызвать его на дуэль? — мурлычет Ник, напоминая мне о себе. Умница. Это мне и нужно. Спаситель просто. И сокровище! Чего мне надо-то?
— Ты настолько ревнив? — я поднимаю брови, заставляя себя перевести взгляд именно на Ника, — А меня подушкой не придушишь? Мне можно начинать репетировать партию Дездемоны?
— Увы, — мой кавалер разводит руками, — я не додумался подобрать для этого ужина более интимное место, с подушками. Нужно было. Но это слишком сильно выдало бы мои непристойные намеренья.
— Может, это было бы не так уж плохо? — я гляжу на Ника со смешинкой. — В конце концов, у нас тут с тобой первая разлука намечается, а ну как я её не переживу, не дождусь тебя?
— Четыре дня не дождешься? — Ник фыркает в свой кофе и отставляет его, со вновь пробудившимся интересом разглядывая меня. — Да, это долгий срок, понимаю. У меня совершенно нет надежды?
— Даже не знаю, — задумчиво тяну я, окидывая Ника оценивающим взглядом, — а у тебя действительно есть в мой адрес непристойные намеренья?
— О да… — Ник придвигается ко мне ближе, склоняясь к моему уху и переходя на шепот, — непристойней просто некуда.
— Ну, так и быть, заинтересовал, я, может, тебя и дождусь, — милосердно киваю я, а сама с досадой отмечаю отмечаю, что нет — даже не искрит. Хотя должно ведь.
Ник — замечательный, привлекательный и его совсем не назовешь закомплексованным, в нужной степени обходителен, в нужной — остер на язык. И все сейчас как надо, и взгляд, неторопливо скользящий по моей шее вниз, и тон — достаточно откровенный. Должно искрить.
Но не искрит.
А ведь еще в прошлую пятницу искрило. Пусть слегка, но ведь было же. А сейчас — нет совсем ничего. Ни искорки. И просто будь ты проклят, Ветров, что ты сделал? Что ты во мне сломал? Почему ты в конце концов?
Госпожи, даже переклиниться на Джордже Клуни и то было бы более преемлемо и достижимо, чем Ярослав Ветров, со всеми его благородными замашками.
Снова звенит музыка ветра у входа — снова кто-то пришел. И мои беспутные глаза снова бросаются в ту сторону. А вдруг на этот раз это все-таки будет он? На этот раз — настоящий?
Господи, но я ведь не хочу, совершенно не хочу его видеть! И не хочу хотеть!
Тем более — зачем ему ехать куда-то там? Ради меня? Смешно. У него невеста — породистая и горячая штучка, вот ей он сейчас и занимается. И я ведь очень хотела, чтобы он оставил меня в покое. Хотела? Ну вот! Оставил. Спасибо ему большое.
И все-таки — шиза. Невозможно дать мне то, чего я хочу, потому что я хочу слишком противоречивых вещей.
— Вика… — тихонько покашливает Ник, и я понимаю, что снова зависла, и кажется — проигнорила несколько адресованных мне вопросов. А Ник смотрит на меня так пристально и вдумчиво, что мне под его взглядом становится неловко.
Он ведь не может прочитать мои мысли, так ведь? А кажется, что может.
По крайней мере, пока он смотрит на меня, я ощущаю себя террористом, под одеждой со всех сторон обвешанным оружием, которого сняли с посадки и загнали в рентген-кабинет.
Все крамольные мыслишки в панике носятся по моей голове, пытаясь найти уголок поукромнее, потемнее.
Ох, Ник, не надо так на меня молчать, пожалуйста…
Каждая секунда такого молчания — как капелька раскаленного масла, падающая мне на кожу и сбегающая вниз, вдоль по позвоночнику. Прожигающая насквозь своей откровенностью.
Ну, точно, он все понимает. У меня все наверняка на лбу написано, да еще и подчеркнуто красным. Сейчас как скажет, что, пожалуй, ужин со мной был плохой идеей, и не могла бы я катиться к тому, кем именно заняты мои мысли.
Не дай бог!
— Ты зря волнуешься, — наконец тепло замечает Ник, а я лишь только чудом удерживаюсь от непонимающего взгляда.
Волнуюсь? Я? Но о чем мне собственно волноваться?
— Ты прекрасный переводчик, и к переговорам ты готова, — Ник говорит это мне настолько безапелляционно, будто я уже готова себя зарыть под толстый слой песка и самокопаний.
Переговоры. Точно. Они уже завтра!
На самом деле — я волновалась. Холодной, ворочащейся в желудке ледяным ежом боязнью провала, потому что ей богу — любой шаг на этой работе для меня казался шагом по тонкому льду. Сейчас… Вот сейчас кто-то ворвется и рявкнет, что я — не настоящий переводчик и ужасно подвела компанию…
Кто это может сделать как не японский партнер Рафарма, который раздумывает — а не инвестировать ли в русскую кампанию еще деньжат. Все-таки это носители языка, это даже не обрусевший Акур, что меня обучал…
Кто может налажать в этой ситуации? Ну, кто еще кроме меня? Только этот страх и вполовину не так выматывает, как все остальные мои глупости. Впрочем — это все равно, у меня есть отличный повод чуть потянуться к Нику, опустить лоб ему на плечо и закрыть глаза. Спрятаться. От мыслей, этих непонятных, не замолкающих пчел. В этом теплом озере, будто прокаленном солнечными лучами до самого дна.
— Ты волшебный, ты знаешь? — интересуюсь я, уютнее пряча свою ладонь в его широкой. Как в колыбельке.
— Ага, только письмо из Хогвартса мне все-таки зажали, — фыркает Ник, ободряюще обнимая меня за плечи.
Я сгорю в аду. Для меня черти приготовят самую большую сковородку. На ней будет написано «она использовала хорошего мужика, чтобы не думать о бывшем мудаке». А еще у этой сковородки будут ужасно высокие бортики и плотная крышка, чтобы я не дай бог не сбежала и не разнесла по остальной преисподней свой идиотизм.
Ник внимательный, умный — просто волшебный. Вот что мне еще надо? Что, что, что, кто скажет? Почему сейчас мне настолько паршиво?
Вот дал боженька талант к языкам, спасибо ему за это! Жаль только, что умение выбирать мужчин насыпать позабыл. Кажется, у меня что-то переклинило внутри. Но, боже, ведь так нельзя… Мне — так точно нельзя. Я ведь не мазохистка, и не девочка, что после того, как её ударили по щеке — пойдет и подставит другую.
И в чем я сейчас отличаюсь от того же Ветрова? Ведь он твердо уверен, что все женщины, что бывали в его постели, больше ни с кем быть не могут, и желательно, чтобы даже после расставания они вспоминали его как единственного и божественного, после которого другие мужчины просто не впечатляют.
