В городе продавались самые разные вещи и самые разнообразные товары, привозимые из других мест. Рынок был переполнен. Это невиданное половодье товаров напоминало мощный прилив соков в растении, вбирающем силы из земли со всех концов страны. Съестные продукты водились в изобилии. Рыбники продавали речную, прудовую и морскую рыбу: усачей из Сены, угрей из Марны, пимпернелей из Эры, ельцов из Уазы, лососей из Луары, налимов из Сен-Флорантена, раков из Бар-сюр-Об, форелей из Дез-Андели, алоз из Бордо, миног из Нанта, сазанов из Бонди, селедок и мерланов из Фекана, осетров из Блея, морских угрей из Ла-Рошели, каракатиц из Кутанса. На улицах с лотков торговали горячими пирогами и пирожными, вафлями и лепешками, слоеными пирожками, сладкими пирогами из Дуллана, семинелями
[231] из Бланжи, фланом
[232] из Шартра, рубцами из Сен-Дени. Продавали здесь и овощи: горох, бобы, лук-порей, латук, кресс-салат из Орлеана, лук-шалот из Этампа, чеснок из Ганделю, лук из Бургея. Продавали фрукты и ягоды, от самых непритязательных до самых роскошных: рябину, рябину-арию, лесные орехи, терн, мушмулу, а также персики, груши из Кайо и Сен-Риюля, красные яблоки и бландюрели из Оверни (яблоки сорта белый кальвиль), свежие грецкие орехи, каштаны из Ломбардии, инжир с Мальты, изюм из Дамаска. Продавали растительное и сливочное масло, кислый виноградный сок для приготовления соусов. Продавали яйца из Боса, сыр из Бри и Шампани, гусят, голубей, зайцев из Везле, куропаток из Невера, каплунов из Лудена, всевозможное свежее мясо и солонину. Продавали вина всех сортов, стоившие от восьми до тридцати двух денье: малоценные поступали из Этам-па, Ле-Мана, Ренна, Тура; более хорошие — из Оксуа (если их не скупали немцы), из Ониса и Ла-Рошели (если их не перехватили англичане и фламандцы); вина привозили также из Прованса и Лангедока, из Безье и Муассака, из Монпелье и Сент-Эмильона; их везли из Анжу, Орлеанской области и Бургундии; наконец, самые изысканные поступали из Аржантёя, Овийе, Эперне, Бона, Осера — не считая итальянских вин, а также кипрского, «архиепископа всех вин»
[233].
Но как распределялись эти блага? На чьи столы они попадали?
Лучшее, естественно, шло на стол богачей, где по случаю больших событий расточительность сеньоров выражалась как в роскошной сервировке, так и в изысканности блюд.
Трапезу, которую хозяин жилища в обычные дни устраивал у себя дома, накрывали в такой день в большом зале. Вот как, согласно краткому описанию одного современника, все происходило: «Вносят сиденья, столы и поставцы, украшают их прямо в зале, как положено. После этого гостей сажают во главе стола, вместе с хозяином особняка, но они не усаживаются, прежде чем не вымоют рук. Затем усаживают хозяйку и девиц, и семью, всех в соответствии с их положением. Сначала на стол ставят солонки, кладут ножи и ложки, а потом хлеб. Далее вносят мясо (блюда) различных видов, и слуги подают их с великим проворством. При этом те, кто сидит за столом, беседуют, изо всех сил стараясь развеселить друг друга. Потом приходят менестрели со своими инструментами, чтобы развлечь общество. Затем снова подают вина и блюда, а под конец приносят фрукты. Когда же обед окончен, уносят скатерти и остатки еды и валят на пол столы, после того как все вымыли руки. Потом все благодарят Бога и своего хозяина»
[234].
Но рассмотрим подробности. О начале трапезы возвещали слуги, начиная «трубить воду», то есть предупреждая звуком рога, что идут «давать воду» для мытья рук. Сотрапезникам подносили тазики, часто серебряные и с красивой отделкой, в которые из кувшинов, украшенных и имеющих любую форму, какую только могла измыслить фантазия золотых дел мастеров, им наливали воду, благоухающую лепестками роз и ароматическими веществами, шалфеем, майораном, розмарином или лавровым листом. Далее все вытирали руки белыми салфетками, поданными теми же слугами. После этого садились за стол.
Стол имел продолговатую форму; его более высокий конец был предназначен для особо знатных лиц, а следом за ними садились и прочие по мере понижения ранга. Если было нужно, высокий стол ставили в одном из концов большого зала, а с обеих сторон, вдоль смежных стен, его продолжали еще два стола. Но все садились только вдоль одной стороны, а середина зала оставалась свободной для движения слуг.
Столы были покрыты большими белыми скатертями, на которых красовалась узорчатая драгоценная посуда, главным предметом которой был неф («корабль»), ставившийся перед хозяином и содержавший в себе прибор для него: нож, ложку, соль и пряности. Рядом со столом стояла креденца — маленький шкафчик, тщательно закрывавшийся, куда ставились предметы, используемые для проверки вина: кубки, рог единорога, оправленный в золото и прикованный золотой цепочкой, а также «лангье» (languier) — нечто вроде стойки из драгоценного металла, куда подвешивали змеиные языки. С помощью всего этого слуги проверяли подаваемые кушанья. Достаточно было бы того, что они пробовали блюда сами. Но эффективным средством считался также рог единорога, якобы столь чувствительный к любому загрязнению, что при малейшем контакте с ядом начинал кровоточить. Аналогичные свойства приписывали жабному камню, змеевику, агату и тому, что называли змеиными языками. Прежде чем пробовать блюда, дворецкий касался их этими разными предметами. Немногие из окружающих догадывались, что единорог — животное сказочное и торговцы его рогом могут потягаться в изобретательности с иными продавцами реликвий: так, в одном роге единорога, находившемся в сокровищнице Сен-Дени и обследованном в 1795 г., опознали бивень нарвала
[235]; что же до змеиных языков, то это были зубы акулы.
После молитвы перед едой («Benedicite»), которую читал священнослужитель или ребенок, а сотрапезники в конце произносили «аминь», все садились. Блюда приносили закрытыми — как для того, чтобы сохранить тепло, так и для того, чтобы оберегать их от загрязнений и яда. Миски из резного дерева или серебра, с двумя ручками, сотрапезникам служили для жидких блюд: такая миска была одна на двоих, обычно на мужчину и женщину
[236], и выражение «есть из одной миски с кем-то» значило «быть его соседом за столом». Что касается твердых блюд, особенно мяса, то порцию каждого укладывали ему на «тайюар», то есть ломоть хлеба, который брали пальцами или резали своим ножом; впоследствии эти импровизированные «тарелки», пропитанные соусом, раздавали бедным. Ложками пользовались мало: судя по описи имущества Клеменции Венгерской, жены Людовика Сварливого, сделанной в 1328 г., в ее посуде насчитывалось всего сорок две ложки. Важным инструментом был нож, благодаря искусству изготовителей черенков ставший предметом роскоши; они, например, додумались делать для ножей, используемых на Пасху, черенки из слоновой кости, для ножей, используемых в пост, — из эбенового дерева, а для периода Пятидесятницы — из перемежающихся слоновой кости и эбена. Чаши для питья также делались из редкостных материалов, из хрусталя, резного золота или серебра и украшались драгоценными камнями.
