– Вот и могила моего покойного мужа, –сообщила Иветта Александровна. На памятнике была выбита трогательная надпись: «Мы вечное эхо друг друга. Артему Куделину от любящей жены Иветты Коромысловой».
Старушка наполнила водой из пластиковой бутылки небольшую емкость и поставила в нее букет из бордовых, белых и розовых хризантем.
– Тема очень любил эти последние цветы с их горьковатым ароматом, – сказала она, – муж всегда срезал их осенним утром для меня в саду.
Бац! Странный звук прервал ее монолог. Так бывает, когда большая фарфоровая ваза разбивается на мелкие осколки. Треф завыл, прижал хвост и спрятался за хозяйку. Иветта растерянно оглядывалась по сторонам.
– Пригнитесь! – заорал Башмачков, вспомнив в эту секунду службу в армии, о которой он когда-то Лине все уши прожужжал. Литератор любил под настроение вспомнить жену капитана Бобина, работу на генеральских дачах и наряды в столовой вне очереди. Лине, разумеется, эти комичные моменты преподносились вперемешку с рассказами о полной опасностей и тягот боевой подготовке рядового Башмачкова. Он обожал ввернуть в разговоре слова «плацдарм», «прохаря», «марш-бросок», чтобы Лина не слишком хвасталась перед ним своими детективными способностями. Однако в эту минуту Башмачков сам почувствовал себя капитаном Бобиным, которому в перерыве между пьянками и разборками с женой приходилось-таки выполнять боевые задания. Иветта и Треф спрятались за памятник, Лина и Башмачков тесно прижались к большому дубу. На несколько секунд они замерли и стали прислушиваться. Стоять неподвижно, накрыв голову руками, оказалось не слишком удобным. Они переместились за дерево и снова прислушались: тишина. Башмачков первым распрямился, оглядел памятник со всех сторон и присвистнул. В камне образовалась довольно глубокая выемка, аккурат под портретом писателя Куделина. Бородач в свитере выглядел поразительно похожим на Хемингуэя.
– Нас решили припугнуть наглядно, – сообщил литератор, вспомнив опять службу в армии. – Это след от пули. Типичная акция устрашения. Если бы дуделкинские мафиози захотели от нас избиваться, то есть попросту пристрелить, им было бы несложно это проделать без свидетелей.
– Напугать? Меня? – Иветта приосанилась. – Мой муж всю жизнь боролся с негодяями. Артем был бы горд, что в его памятнике остался след от пули. Ну, а я жизнь прожила, меня смертью не испугаешь.
Старушка и впрямь выглядела не слишком напуганной. Она с любовью протерла портрет мужа влажной салфеткой и продолжила:
– Пойдемте, друзья мои, дальше, я покажу вам кое-что интересное. Как говорил Тема, «смелого пуля боится, смелого штык не берет». Кстати сказать, в наше время эти слова любит повторять литератор Дмитрий Быков.
Они бодро зашагали по тропинке. Каждый член маленькой группы старательно делал вид, что совершенно спокоен. Наконец Иветта остановилась возле чугунной ограды, за которой стояла довольно-таки большая мраморная плита черного цвета.
– Это могила родителей, бабушки и дедушки Владика Волкова, – сказала Коромыслова и внезапно побледнела. – Боже, что это? – прошептала Иветта Александровна и указала рукой на последнюю надпись, выполненную, как и все остальные, золотом.
«Владислав Волков
1967 – 2019».
– Не может быть! – сказала старушка по-прежнему шепотом. – Я же совсем недавно видела Владика у магазина. Конечно, он сильно изменился, но эти желтые волчьи глаза я никак не могла перепутать с другими. Нет, это какая-то ошибка. Отказываюсь понимать. Может быть, на памятнике выбито имя неизвестного мне родственника Владика? Ведь так бывает, что двоюродным братьям дают одно имя?
– А создание Волкову новой биографии – тоже, по-вашему, ошибка? – саркастически поинтересовался Башмачков.
– Мы на семинаре Ильинской только и делаем, что этим занимаемся, – поддакнула Лина. – молодежь бы сказала так: создаем фэйки и троллим друг друга.
– Но зачем ему весь этот маскарад? – удивилась Коромыслова. – Вся эта, так сказать, «карнавальная культура», о которой писал еще литературовед Бахтин?
– А затем, Иветта Александровна, что с такими судимостями, как у Волкова, в высшие политические сферы вход запрещен. Даже взятки не помогут. Владислав, судя по всему, рвется в депутаты, чтобы обеспечить себе и своему бизнесу неприкосновенность.
– По-моему, этот водевиль с переодеваниями – сплошная глупость, ведь его мог еще кто-нибудь узнать. Владик же здесь, в Дуделкино, вырос, и те, кто помнят его, еще живы, – не унималась Коромыслова, – Вот я, например, узнала же его возле магазина, невзирая на новый облик? Иногда выражение глаз, манера двигаться и разговаривать сообщают нам о человеке больше, чем черты лица.
– Иветта Александровна, мы вами живем в двадцать первом веке. Пластическая хирургия и интернет сегодня створят чудеса! Можно легко создавать фейковую реальность и фейковые биографии. Тем, кто узнает Волчка по желтым глазам, седой «шерсти», угрожающе поднятой на холке и по волчьей пластике, всегда найдется местечко на дуделкинском кладбище. Умоляю вас, будьте осторожны, – попросила Лина старушку и добавила: – Кстати сказать, на этом кладбище уже должны были состояться похороны Бориса Биркина.
– Да-да, мы совсем забыли о бедном Борясике, – спохватилась Иветта. – Я знаю, где находится могила его родителей. Треф, вперед!
Вскоре они увидели скромную оградку со свежей могилой. На старом памятнике виднелись полустертые давние надписи, а в изголовье могилы стояла новенькая табличка:
«Борис Биркин
1960 -2020».
– Борясик, миленький, что же ты так!
Иветта заплакала и поправила ленту на венке с выведенной золотом надписью: «От писателей столицы».
– Ах, как любят писатели хоронить друг друга! – тихо сказала Лина. – Мертвый писатель – хороший писатель. И не только для издателей, которым теперь не надо платить ему гонорар. Другие писатели тоже в душе рады его уходу из жизни. На одного конкурента меньше – уже приятно. В многолюдной писательской тусовке и так не протолкнуться, словно в метро в час пик. Кстати сказать, сейчас читателей намного меньше, чем писателей. На кладбище литераторы обычно не жалеют венков и поминальных речей, хотя при жизни писали друг про друга гадости и разносили сплетни по издательствам и по многочисленным нынче Союзам писателей.
– Пожалуй, вы правы, – грустно вздохнула Иветта, –здесь в Дуделкине я не замечала, чтобы писатели сильно любили друг друга.
– Биркин знал Влада с детства и потому был для него опасен, – подал голос Башмачков. – Мертвый свидетель – лучший свидетель.
– Похоже, наш семинар входит в горячую фазу, – задумчиво сказала Лина и добавила: – Кстати, Башмачков, нам пора возвращаться восвояси. «На базу», так сказать. Ильинская отнюдь не дура, к тому же дама с прошлым. Она понимает, что даже самый страстный секс не длится вечно. В общем, надо как можно быстрее появиться на семинаре.
– Ну что ж, тогда до скорого! – Иветта звякнула поводком и скомандовала: – Треф, домой! Пес запрыгал от радости, натянул поводок и потрусил в сторону дома. Он, похоже, часто бывал на кладбище и прекрасно знал обратную дорогу. Лина и Башмачков распрощались с Коромысловой и быстрым шагом двинули в сторону санатория.
