– Терпение и смирение – два главных соратника сыщика! – усмехнулся Башмачков, – Не стоит до поры до времени наживать врага в лице мстительной мадам Кармини. Возможно, она еще нам пригодится.
– О, секта поклонников нашей поэтессы расширяется на глазах! – раздался ироничный голос из глубины холла. – Готовьте носовые платки и аплодисменты!
Лина и Башмачков пошли на голос. На диванчике, как два голубка, сидели Егор Капустин и Кира Коровкина.
– Литературный семинар продолжается? – спросила Лина, лукаво взглянув на парочку.
– Это не то, что вы подумали! – оборвала ее Кира и покраснела. Однако вскоре лицо детской писательницы стало строгим, словно она всю жизнь не сказочки кропает, а ведет судебную колонку в газете. – В данный момент мы с Егором обсуждаем профессиональные вопросы. Например, может ли вымышленный герой выйти из повиновения и начать руководить автором?
– Конечно, может! Каждый серьезный писатель знает об этом! – сказала Лина. – Впрочем, мне бы не хотелось, чтобы Иван Кармашов стал руководить мной. Честно говоря, не вызывает этот тип у меня симпатии, и это главная проблема. Как я смогу написать объемную книгу о герое, которого сразу невзлюбила? По-моему, никак.
Кира Коровкина смерила Лину взглядом физрука Леонида Степановича, стоявшего когда-то с секундомером у финиша. Как и физрук тогда, Кира сказала Лине: «Нет слова «не могу», а есть слово «надо».
– Ой, какими строгими оказываются бывают детские писатели! – удивилась Лина.
– А что вы, Кира, думаете о Кармашове? Смогли бы вы достоверно состряпать жизнеописание героя, все сведения о котором сомнительны? – спросил Башмачков.
– Все факты в наше время легко проверяются, – ответила Коровкина. – На это существуют интернет и библиотеки. Если окажется, что все вранье – я вместо его биографии напишу поучительную сказку. Что-то типа «Тени» Андерсена. Помните, как там герой приказывает в конце: «Тень, знай свое место!».
– Для профессионала написать все, что угодно, не проблема, – усмехнулся Егор Капустин. – Это и есть показатель мастерства. Мы, современные фантасты, и не такое придумываем. Создаем, так сказать, параллельную реальность. Здесь же на семинаре заказчики дают нам карт-бланш: типа фантазируйте, как хотите, только в жанре реализма.
– Бар открыт? – деловито поинтересовался Башмачков, и получив утвердительный ответ, потянул Лину за руку: – Пошли, расслабимся!
Бывали дни веселые
– Ты чего? Какой еще бар, поздно уже! – слабо сопротивлялась Лина, когда Башмачков потащил ее в направлении местного «очага разврата».
– Ленин когда-то писал про революцию: сегодня, мол, рано, а завтра – поздно. – проворчал Башмачков, не выпуская ее руку из своей. – Мне не терпится задать несколько вопросов нашему бармену. Почему-то кажется, что этот Кирилл знает больше, чем мы с тобой можем предположить.
– Добрый вечер, Кирилл! – Башмачков уселся напротив бармена на высоком крутящемся стуле, и Лине ничего не оставалось, как взгромоздиться рядом:
– Сделайте нам «Вдохновение» и «Успех», – попросила она хозяина заведения.
– Через полчаса мы закрываемся, – предупредил бармен не слишком дружелюбно и поинтересовался: – Вам удобно на этих табуретках? Может, пересядете за столик у окна?
Было заметно, что любопытные москвичи раздражают Кирилла, и он не пытается это скрыть. Лина вспомнила. что с другими клиентами бармен тоже разговорчивостью не отличался.
«Странный господин. Умение легко и непринужденно болтать с гостями – часть его профессии», – подумала Лина и стала исподволь рассматривать Кирилла. Мужчина походил на солидного английского дворецкого лет сорока пяти. Внешне он выглядел безупречно: белоснежная рубашка с галстуком-бабочкой, отутюженные черные брюки, хорошие ботинки… В таком «прикиде» можно даже в «Национале» с «Метрополем» дорогие напитки гостям подавать, а не смешивать сомнительные коктейли кислотных цветов в подмосковной гостинице.
– Говорят, вы местный? – без предисловий о погоде и природе спросил Башмачков.
– Допустим, и что с того? – не слишком-то любезно отозвался бармен.
– Тогда вы должны знать Владислава Волкова. – вступила в разговор Лина.
– Понятия не имею, кто это такой. Вы же знаете: Москва рядом. Столько народу отсюда за последние годы в столицу перебралось – не сосчитать. Кстати, в моем, да и в вашем возрасте память уже начинает отказывать. Вы наверняка что-то путаете.
– Неужели и с Иветтой Александровной Коромысловой вы не знакомы? – Башмачков усилил натиск и, чтобы бармен стал посговорчивее, заказал для себя еще один коктейль, покрепче.
Кирилл внимательно взглянул на писателя, помолчал и неохотно признался:
– Вот ее знаю. Иветта Александровна и ее муж Артем Арнольдович Куделин лет тридцать назад приходили к моим предкам играть в преферанс.
– Ваши родители, они что – тоже писатели? – удивилась Лина.
– А то! В нашем поселке другие не водятся. Все сплошь или писатели, или писательские жены и дети. Как мы их в шутку называли, жописы, дописы и мудописы. То есть, жены, дочери и мужья дочерей писателей. Мой отец – писатель Василий Балалайкин, он уже ушел из жизни. знал в поселке всех. – Бармен помолчал и спросил: – Слышали о таком авторе?
Лина и Башмачков переглянулись и пожали плечами.
– К сожалению, не доводилось, – ответила за двоих Лина. – Наверное, ваш папа был в то время знаменит, раз ему госдачу в Дуделкино выделили?
– Вот именно, что был. Все в прошлом, – грустно сказал Кирилл и продолжал: – Когда-то отец входил в редколлегии сразу двух толстых журналов, заседал в секретариате Союза писателей, раз в два года выпускал по толстому роману. На полученный гонорар можно было спокойно жить и работать над новой книгой еще пару лет. Что и говорить, уважали писателей в «Совке»!
– Не всех, только «классово близких», – проворчал Башмачков. – Солженицына, Аксенова и Бродского в те же годы за границу выгнали.
– Им и здесь неплохо жилось, во всяком случае, их издавали, – пожал Кирилл плечами, – зато теперь писателей стало больше, чем читателей. Например, в США книжки читает лишь одна треть взрослых жителей, а остальные сериалы смотрят. У нас примерно тот же самое. Большинство людей читают 2-3 книжки в год, и то в лучшем случае. Скоро земляне забудут, как буквы выглядят.
К удивлению Лины, бармен разговорился. Неожиданно немодная в наши дни тема о книгах и о чтении оказалась ему близка. Глаза Кирилла заблестели, угрюмость пропала, мужчина даже начал улыбаться.
– Батя был писателем-почвенником, всю жизнь сочинял романы про деревню. Между прочим, в советское время его печатали ого-го какими тиражами! Миллионными! Балалайкин – это ведь сначала был его псевдоним, а потом уже он записал его в паспорте как фамилию. Кстати, Куделин – такой же «говорящий» псевдоним и тоже стал в конце концов официальной фамилией Артема Арнольдовича.
