Три дня спустя ко мне в квартиру ввалился возбужденный Виктор. Мы с Васькой, сидящим в тот момент у меня, насторожились.
– Ерошин во всем сознался! – еще с порога заорал Виктор с сияющими глазами. – Он сейчас в следственном изоляторе, дожидается суда!
– Как вам это удалось? – ахнула я.
– Люди отца подбросили ему газетную статью, посвященную произошедшему в тюрьме, и написали на обратной стороне – «Я все знаю!» Ерошин жутко занервничал, заперся в доме, никого не пускал, никуда не выходил, а на третьи сутки не выдержал и уехал. За ним проследили и выяснили – он дернул к криминальному авторитету Батонову Якову Владимировичу по кличке Батон. Максиму удалось записать их разговор, и выяснилось, что этот самый Батон сейчас должен сидеть в тюрьме!
– То есть? – не понял Васька.
– Из разговора стало ясно, что два года назад Батон, которого осудили на восемь лет за хищение государственного имущества в особо крупных размерах, предложил Ерошину большие деньги для того, чтобы тот организовал ему побег. Тюремщик не придумал ничего лучше, чем устроить поджог!
– Он надеялся вытащить Батона под шумок? – предположила я.
– Именно! – воскликнул Виктор. – Да только парень не учел, что северное крыло, в котором и сидел наш бандит, было частично сделано из дерева, поскольку именно там раньше находился деревянный склад, принадлежащий одному бывших из жителей Смирновки! Как вы помните, тем летом было жарко, и сухой горячий воздух быстро раздул пожар. Многие скончались не от огня, а задохнувшись угарным газом и не сумев выйти. Ерошин жутко перепугался, он рассчитывал лишь на небольшой переполох. Но дело сделано, Батон на свободе, деньги у Ерошина. Охранник недолго мучился от угрызений совести – уже два месяца спустя он открывает мастерскую.
– Подожди, – вдруг озарило меня, – но если Батон сумел сбежать, вполне вероятно, что и Быков тоже жив!
Виктор бросил на меня растерянный взгляд – такой поворот событий явно не приходил ему в голову. Мы принялись лихорадочно обсуждать, где в таком случае может находиться бывший заключенный, и в тот момент я как-то не подумала, что сбегать из тюрьмы, тем самым прибавляя себе солидный срок, за месяц до освобождения было бы глупо.
– И где же твой Феникс? – бросил на меня сердитый взгляд Васька.
Он здорово возмутился на меня за то, что я не рассказала ему про этого парня с самого начала.
– Он обязательно появится, – заверила я его.
– Почему ты в этом так уверена? – удивился Виктор.
– Потому что в ту ночь в пожаре погиб его отец, – призналась я.
У Васьки отвисла челюсть.
– Он сам тебе сказал? – уточнил сосед.
– Эх ты, – я ласково улыбнулась, – ты же сам достал мне данные владельца того номера, по которому звонил Феникс.
– Семенов Филипп Борисович, 1989 года рождения, – подтвердил Васька, – и что?
– Если бы ты заглянул в распечатку, которую нам предоставил любезный Анатолий, то в списке охранников под несчастливым числом тринадцать ты бы нашел Семенова Бориса Андреевича, погибшего при пожаре Смирновского исправительного учреждения, – просветила я парней.
– Там он хотел отомстить за отца, – догадался Виктор, – но почему он действовал через нас?
– Потому что у него нет таких связей, чтобы засадить в тюрьму бизнесмена Ерошина Владислава Альбертовича. По прошествии двух лет никто ничего не докажет, а вот Антону Степановичу это удалось за три дня, – пояснила я.
Васька с Виктором переваривали услышанное, я же ожидала, когда Феникс сдержит обещание и проявит себя. Парень не заставил долго ждать – час спустя в дверь позвонили. Я первой выскочила из коридора, мужчины, одновременно ринувшиеся за мной, застряли в дверном проеме.
На лестничной площадке никого не было, зато на полу лежал конверт. Я подняла его – на лицевой стороне было коряво выведено «Спасибо», внутри оказалась фотография.
Я быстро разорвала конверт и дрожащими руками достала снимок. На обратной его стороне было написано: «Валере от Вити Ларионова». Я перевернула фотографию – на ней двое мужчин улыбались в кадр. Тот, что слева, наверняка Ларионов, высокий черноволосый крепыш, а вот во втором я узнала…
Снимок выпал у меня из рук. Сзади напряженно охнул Виктор, разглядевший лицо Валерия Быкова, Васька громко что-то у нас спрашивал, но я его уже не слышала.
Боже мой, какая же я идиотка! Если бы только я в самом начале потрудилась хотя бы поинтересоваться, как выглядит уже состоявшийся Быков, я бы пришла к ответу намного раньше, не мыкалась бы в поисках его биографии!
– Знаешь, где он живет? – обернувшись к Виктору, севшим голосом спросила я.
– Пять минут, – откликнулся Виктор, доставая свой мобильный. – Але, Толик?..
Двадцать минут спустя мы уже стояли перед дверью квартиры, в которой проживал Валерий Быков. Виктор бросил на меня вопросительный взгляд, но я покачала головой и дрожащей рукой постучалась, забыв про звонок.
– Открыто!.. – раздалось изнутри.
Я вошла в небольшую прихожую, развернулась и закрыла дверь перед носами мужчин, заперев ее на задвижку. Васька, в последний момент догадавшийся было о моих намерениях, дернулся вперед, но я оказалась быстрее.
Одной проблемой стало меньше.
– Я на кухне!.. – крикнул хозяин.
Следуя его голосу, я вошла в небольшое помещение. Хозяин квартиры возился с мукой, видимо, намереваясь что-нибудь приготовить на ужин.
Увидев, кто к нему пришел, он удивленно застыл.
– Здравствуй, Чебурашка, – тихо сказала я, – Гена просил передать тебе привет.
Владимир Григорьевич мягко улыбнулся.
– Я очень рад, – вытирая руки кухонным полотенцем, откликнулся он , – что ты догадалась.
– Где Димка? – тихо спросила я.
Грустно улыбнувшись, он покачал головой:
– Не знаю.
– Вот как?
– Он сбежал, – засмеялся Владимир Григорьевич, – он у тебя шустрый малый.
Я усмехнулась – зная Димку, я практически уверена в том, что бывший заключенный говорит правду.
Я села за стол. Хозяин налил мне чашку чая и поставил ее передо мной, подвинув поближе тарелочку с эклерами. Я потянула носом – от чашки шел восхитительный запах смородины.
– Зачем вы пришли в наш университет? – спросила я. – Изучить поближе Титовых? Виктора?
– Нет, – усмехнулся Владимир Григорьевич, – я хотел быть ближе к дочери.
Моя челюсть медленно отвисла:
– Ваша дочь тоже учится здесь?
– И более того – сейчас она прямо передо мной.
– Что? – упавшим голосом спросила я. – Как это понимать?
Владимир Григорьевич вздохнул:
