У доктора Сяо, человека в стране известного, богатого — насколько это вообще возможно для Китая — и весьма востребованного пациентами, в предместье Пекина была собственная клиника. У нее имелось несколько направлений — пластическая хирургия, операции по омоложению лица и коррекции фигуры, а также исследовательский научный центр, в котором велись разработки передовых косметологических технологий. Это были технологии, связанные с пересадкой волос, кожи, ногтей, с пластикой определенных частей тела и некоторые другие новшества, не принятые пока в мировой медицинской практике. Соединяя западные возможности с приемами китайской народной медицины, доктор Сяо лечил также и богатых иностранцев, свято веривших в восточные духовные традиции, и методики его пользовались широкой известностью в Европе, в Америке и в соседней Японии.
Действительно, хирургия, наркоз, реабилитационные процессы — все было поставлено в клинике практически на мировом уровне. Но при этом любая процедура, любой комплекс лечения имели свой особый колорит, свойственный древним китайским практикам. Все это, а также разумные, с точки зрения иностранцев, цены и полная конфиденциальность лечения безусловно привлекали пациентов. Растущей популярности клиники способствовало и то, что после трагической гибели сына доктор Сяо полностью погрузился в работу: сделал огромное количество операций, завершил подготовку помощников и теперь, максимально загружая себя и днем и ночью, был готов отвечать за любую методику своей собственной репутацией и репутацией лечебного центра.
Судьба потерявшего память молодого человека потрясла его воображение. Выжить в такой катастрофе и оказаться брошенным и неопознанным близкими — за этим стояла какая-то драма, глубоко затронувшая сердце старого врача. Оформив документы, он перевез больного в свою тихую, светлую клинику, приставил к нему психолога и логопеда, учивших его говорить заново, и лично контролировал весь процесс лечения. Доктор Сяо видел, что юноша не китаец, но других логопедов и психологов у него под рукой не было. Да и какому языку, скажите на милость, он должен был учить этого человека, если тот сам не мог вспомнить, какая страна была для него родной и на каком языке он когда-то произнес свои первые слова?… И доктор решил, что молодому мужчине лучше иметь китайскую судьбу, чем вообще никакой. «Когда он выздоровеет, тогда и разберемся», — мудро решил врач и велел называть молодого человека коротким и несложным для китайского уха именем Ло.
У парня явно оказались способности к языкам, и специалистам по восстановлению речи было нетрудно работать с ним. Гораздо сложнее пришлось самому доктору Сяо, который после периода первоначального заживления ран и ожогов начал проводить операции по восстановлению лица. Он поочередно делал пластические пересадки тканей в области губ, носа, лба, ушных раковин (последнее оказалось особенно трудным)… Конечным этапом оказалась работа с волосами. У парня от природы были светлые, мягкие волосы, которые сохранились на задней части головы, и пересадка их заняла еще полгода.
Врача поражало, как отчаянно и отважно его пациент борется за жизнь, как быстро он восстанавливается после каждой мучительной операции, как в буквальном смысле слова меняет кожу: он вынужден был делать это, потому что судьба не оставила ему другого шанса, и принимал свое новое положение с мужеством и достоинством. Доктор Сяо не мог не понимать, что вылепил человека заново: черты лица совсем другие, и только глаза оставались прежними — лучистыми и голубыми. В них светились ум и энергия, упорство и надежда молодого, жаждущего жить человека.
Занятия логопедов с пациентом начинались после каждого этапа операций будто заново, как только больной мог говорить и слушать. Он легко запоминал новые слова, учился читать и вскоре мог ориентироваться в невообразимо сложной системе китайских иероглифов. А еще Ло умел петь: у него оказался хороший музыкальный слух, и ему легко давались не только простые детские песенки, но и более сложные мелодии. Уже через несколько недель после окончания операций он смог выражать по-китайски простейшие желания и несложные человеческие эмоции. Правда, говорил еще очень медленно, зато верно повторял интонации и правильно строил фразы — музыкальный слух помогал ему.
Еще немного — и он оказался в состоянии знакомиться с телевизионными новостями и газетными материалами. У него формировалось новое представление о реальной действительности, но кто он такой — и для него, и для окружающих по-прежнему оставалось загадкой. Доктор Сяо не стал навязывать ему биографию своего сына; документы документами, а юноша должен был знать правду: его прошлое покрыто мраком, и только он сам может восстановить те нити, которые связывали его с другой страной и другими людьми. Врач надеялся, что когда-нибудь к парню вернется настоящая память, и тогда он не сможет упрекнуть старика в том, что тот навязал ему чужую судьбу.
Глава 2
— Вы совсем позабыли о всех нас ради этого человека, — в голосе дочери звучало почтительное обращение на «вы», как и положено в любой китайской семье, однако в нем явственно слышался и мягкий, почти невозможный для китаянки, укор по отношению к старшему. Девушка сознавала это и потому продолжила фразу еще мягче, ластясь к отцу, как маленькая белочка: — Мы почти не видимся дома. Вы все время проводите в клинике…
Доктор Сяо нахмурился: несмотря на ласковость тона, такое вмешательство в дела отца было совершенно немыслимым для покорной дочери. И все же он не рассердился: его младшая девочка, двадцатипятилетняя Цзяоцин, так горевала по старшему брату! Они были очень дружны, и брат всегда вставал на ее сторону в редких семейных несогласиях, всегда защищал ее от любых неприятностей и понимал как никто другой в семье. Естественно, что теперь она ревнует к Ло и не может понять, почему отец так много внимания уделяет этому европейцу со странной и горькой судьбой.
Мать Цзяоцин, дома девушку по европейской традиции звали Диной, а взгляды в семье вообще не отличались особой китайской ортодоксальностью, как могло бы показаться с первого взгляда, была уйгуркой. А потому Дина, как и ее погибший брат, имела отчасти европейскую внешность, училась в Лондоне, много путешествовала и, как все дети современных богатых китайских родителей, довольно хорошо знала Европу и Америку. Она получила медицинский диплом в Англии и собиралась теперь отправиться на стажировку в Америку, чтобы позже посвятить свою жизнь тому же делу, которое стало главным для ее отца. Однако горе, постигшее семью, заставило ее остаться с родителями и отложить дальнейшее обучение за рубежом.
Дина с самого начала с недоверием отнеслась к затее отца. Выходить одинокого и больного парня — да, это входит в его профессиональные обязанности. Но дать ему занять место брата? Собираться пригласить его в дом? Принимать в его судьбе такое большое участие?… Нет, это было уже чересчур. Это могло оказаться чрезмерной тратой душевных сил, а все чрезмерное, казалось изящной и утонченной девушке, немного отдает дурным вкусом… И, не осмеливаясь открыто порицать отца, она все же чувствовала, как острыми коготками точит ее душу невнятная, но постоянная боль, как просыпается и живет в ней ревность, какой она никогда не испытывала по отношению к любимому старшему брату.
