– Надо рифму, – Инга остановилась, задумалась, опершись на швабру. – Например, И дрогнет душа, и разойдутся своды. И саламандры выйдут из огня. Пока горит огонь, и светят звезды, Они в миры другие унесут меня.
– Круто! – в изумлении уставившись на Ингу, согласилась Любка. – А если так: я бегу меж звезд невидимой пылинкой, обнимая вселенную. Туда, где берет начало моя дорога. Крылатые драконы помогут мне преодолеть молочную реку. И я, наконец-то, обрету покой, преклонив голову на изумрудную траву, согревшись в лучах голубого солнца.
– Сложновато так сразу… – задумалась Инга. —
Меж звезд невидимой пылинкой,
Туда, где обрету покой,
По Млечному Пути меня несут крылатые драконы.
Домой!
Согревшись светом голубого солнца,
На изумрудную траву я уроню главу… Чего там дальше? – она обмакнула швабру в ведро и, не стряхивая воду, прошлась тряпкой по половице.
– И пусть закроется оконце, а то меня поднимет и снова ветром унесет! – хихикнула Любка в восхищении. – И давно стихи пишешь?
– Нет, таких высоких мыслей у меня нет, – призналась Инга. – Я гадаю на ромашке, Обрывая лепестки, Ты опять прошел с Наташкой, А я гибну от тоски!
– Это кому? – полюбопытствовала Любка, перебирая в уме Наташек. В школе их было много – только в их классе четыре. Так сразу и не догадаешься о ком речь.
– Было дело! – махнула Инга безразлично рукой. – Это уже в прошлом.
Наконец, они закончили. Вдвоем дело продвигалось быстро. Пока кто-то одна ходила за водой, вторая быстро протирала пол, расстилая бумагу. И уже собирались уходить, когда вдруг вбежала встревоженная запыхавшаяся мать.
– Быстрее… Николка тут?
– Наверху! Играет… – Любка с первого взгляда поняла, что отчим опять поджидал мать где-то на дороге, набросившись на нее. Руки и ноги у нее снова затряслись.
Заметив Ингу, мать на мгновение остановилась, то ли смягчившись, то ли в недоумении.
– А-а? – она внимательно посмотрела на Ингу. Увидеть ее в компании с Любкой она явно не ожидала.
– Она мне помогала, – сказала Любка, поторапливая мать. И не дожидаясь, побежала вверх по лестнице одеваться и закрывать мать и Николку.
Через пару минут она и Инга уже были на улице. Любка чувствовала неловкость, стараясь на Ингу не смотреть. Настроение у нее испортилось.
– Наверное, сегодня не получится, – виновато сказала она.
– Я понимаю, – кивнула Инга. – Я знаю, что вы часто ночуете в доме быта. Мне из окна видно, когда у вас свет горит. Мы можем ко мне пойти, у меня сегодня дома более или менее… – она усмехнулась.
– В смысле? – недоверчиво покосилась на нее Любка.
Инга тяжело вздохнула.
– Ты думаешь, только у тебя все плохо? Мы приехали сюда из-за отца, здесь нас никто не знает. Сначала было все хорошо, а теперь снова началось. Если отец начал пить, его не остановить. В школе уже знают.
Вот оно в чем дело! Ну, правильно, было бы хорошо, разве пришла бы? И все же, Любка Инге сочувствовала от всего сердца. Такое врагу не пожелаешь. По крайне мере, подлизываться она ни к кому не собиралась, просто искала понимания.
– А мама? – ошарашено поинтересовалась она.
– Одна не пьет, но, если отец принес, удержаться не может, – в лице Инги было столько боли, что она, наверное, передалась Любке. На Любку она не смотрела, только под ноги.
– А почему ты мне все это рассказываешь? – остановилась Любка. – Если не хочешь… Нет, если тебе так легче… Мне тоже иногда…
Инга пожала плечами, сунула руки в карманы и зябко поежилась, глядя в пространство перед собой.
– Стыдно признаться, но я самолюбка. Когда на тебя смотрю, думаю, если ты можешь, то и я смогу. У тебя такая жизнь, никто бы не выдержал, а ты все равно, раненая, но летишь, как птица. Я не знаю человека, на которого бы набросились все, а он бы все равно смотрел бы гордо и свысока. Ты… ужасно правдивая.
– Ну… – промычала Любка в задумчивости. Сравнение с раненой птицей ей польстило. – Мне просто деваться некуда.
– Мне тоже. Вдвоем легче. Я давно хотела попросить у тебя прощения, за тот случай во втором классе… Я не знала, что все так обернется. Мне, правда, хотелось причесть тебя, умыть, сделать на себя похожей. Это я потом поняла, что здесь другая жизнь.
– Я знаю, – растроганно произнесла Любка.
– Почему-то все думают, что иметь родителей учителей это здорово, – кисло скривилась Инга. – Не здорово. Я такой же человек, как все. Я все время что-то строила из себя, но дура, а ты… Ты другая, – она пожала плечами.
Просто сказала, словно обсуждали домашнее задание или кого-то ненужного похоронили.
– Ну, – не согласилась Любка, – не как все. Одеваешься красиво, и сама ты красивая. Таких волос больше ни у кого нет, – искренне восхитилась Любка. – И такая аккуратная! У меня бы так никогда в жизни не получилось, – со вздохом пожалела она себя.
В общем-то, они пришли. Осталось подняться на второй этаж. Любку смутила чистота, которая царила на мосту. Сапоги сняли на крыльце, почти на улице. Один раз она у Инги уже была, заходили по дороге с Аллой Игнатьевной. Но тогда она стояла в небольшой прихожей и видела Ингину квартиру через приоткрытую дверь. Теперь Инга подтолкнула ее сразу в комнату.
– Надо поужинать, – предложила она.
– Надо, – не стала скромничать Любка.
С утра у нее во рту не было маковой росинки. Столовая в субботу не работала, а в доме быта когда еще протопится печь, чтобы испечь картошку. Сдавалось ей, она опять до утра туда не попадет. Смена у изверга была ночная, но мог подмениться.
– Может, все-таки на костер? – все же предложила Любка нейтральный вариант. Она решила, не стоит признаваться, что не только ради тишины и покоя, а скорее, чтобы погреться и провести время, пока караулила отчима, она ходила на угор. Место нашла недалеко от родника, куда ходили полоскать белье. Угор порос вереском и молодыми соснами, сухого хвороста много и недалеко огороды, на зверя не наткнешься. Не она одна туда часто наведывалась, по вечерам иногда приходила молодежь, особенно летом. Смотреть на звезды она полюбила потом, когда они стали высыпать в девятом часу. Правда, это были последние дни, когда она могла устроиться с комфортом. Не добраться по сугробам. Страшная зима катила в глаза мокрым снегом и сильным похолоданием. Хворост намок от дождей, разжечь его теперь можно было лишь соляркой, взятой у Сережи. Она прятала бутылку недалеко от собранного шалаша. А шалаш за лето высох и обвалился. И Сережа скоро уедет, начинался осенний призыв в армию, повестка уже пришла, так что, зиму она снова проведет в сугробах.
– Мне надо покушать приготовить, – извинилась Инга. – В девять родители с работы вернутся. Лучше завтра.
– А где они? В школе сейчас нет никого, – удивилась Любка.