– Я ничего не помню о себе! Ничего! – Любка сжала кулаки. – Почему меня не любят?
– Вот те раз! – развел руками волшебник. – А мы? Разве мы так мало для тебя значим? А Таня, которая сегодня помогла тебе? А Инга, которая выделила тебя из всех? И мама… Она послушалась твоего совета и купила дом, в котором столько помощников! Посмотри-ка сюда!
Любка вскрикнула от радости и изумления, вскочив со стула и бросившись к Шарику. Бок у него еще был ободран, но уже заживал. Он тоже узнал ее и облизал лицо, яростно махая хвостом.
– Но ведь он умер! – всхлипнула Любка. – Его убили!
Слезы полились из ее глаз, которые не смогла выдавить, когда потеряла из виду машину, к которой его прицепили на веревку. Она безутешно зарыдала в голос, задыхаясь от горя, что больше никогда не увидит его. Шарик словно бы не понимал, или не видел, как она плачет – он продолжал весело махать хвостом и крутился вокруг нее, успокаивая. Потом отбежал к духам, которые позвали его и теперь кормили со стола. Наверное, теперь у него было много друзей. Потом вернулся, лизнул ее в нос и убежал за шумной толпой, провалившись сквозь стену.
– Теперь он самый настоящий дух. Он спокоен, сыт, в теплой конуре, которой у него никогда не было, а если убегает в лес, то с ним его друзья… И многие пожалеют о том, что у него крепкие зубы, он не уйдет с земли, пока не достанет своих мучителей… А мы ему поможем! Он тоже боялся, что больше не увидит тебя – и так рад, а ты плачешь!
Любка села за стол, всхлипывая.
– Я их ненавижу, ненавижу! – выкрикнула она. Боль, которую нельзя вынуть, наконец, вырвалась наружу. – Пусть бы им было так же плохо, как мне! Я их ненавижу!
– Ненависть не лучшая ноша в дорогу, – посетовал мужчина, осуждающе покачав головой. – Они не могли не знать, если ты выживешь, ты будешь жить в ненависти и ненавидеть. Пока ты ненавидишь, проходит жизнь. Стоит ли идти у них на поводу? Ненависть не должна идти от сердца, но от разума, – он поучительно поднял палец. – И быть холодной, как сталь, которая не ищет человека, если нет ни единого шанса поквитаться с мучителем. Она, Люба, должна быть как острый нож, который берут в руку, когда враг перед лицом. И не более. Я согласен, их есть за что ненавидеть, но ты была лишь спасением, которого теперь у них нет. Они уже наказаны.
Волшебник был мудрым. Глупо каждый день думать о тех, кто никогда не вспомнит о тебе. Любка положила руку на столешницу, пытаясь успокоиться и перебороть в себе зверя, не позволив ему ни искать крови, ни выть на врага, ни даже думать о нем.
Она здорово научилась управлять собой…
– Ну вот! – одобрительно произнесла волшебница, внезапно просияв. – Я снова горжусь тобой, моя девочка! Сегодня ты проявила свою волю, с которой начинается магия… Разве ж они поверили бы в такое?
– Я так рада, что вы меня навестили… – скрывая горечь и обиду, Любка перевела тему. Говорить о тех, кого она не знала, ей больше не хотелось. Наверное, они бы пожелали, чтобы она помнила о них… чтобы каждый день думала, скольких возможностей они ее лишили. – Мне всегда казалось, что больше не смогу вас повидать, что я вас придумала.
– Какая глупость! – всплеснула руками женщина, подовая ей носовой платок. Она кивнула на сидевших за столом пьяных духов. – Столько придумать не может человек, если он не имеет нашей помощи. А если имеет, то верит и ждет.
– А где живут духи? – поинтересовалась Любка, заметив, что часть их уже уходит. Стол сразу становился короче, а места как будто меньше.
– В лесу, в реках, под землей и в болотах. И немногие в домах, чтобы присматривать за людьми. Белый свет огромный, они присматривают за ним. Скоро петух пропоет – им в это время лучше уснуть и продрыхнуть весь день.
– А почему? Я видела, петух кукарекнет, а потом дальше спит, – вспомнила Любка, нахмурив лоб. – Летом рано, а зимой поздно… И обязательно вечером. А как он определяет время, что ему пришла пора кукарекать? – поинтересовалась она. Кивнула на духов, которые встали из-за стола и, прежде чем уйти, кривляясь, пукнули без запаха. – Они петухов боятся?
Оба волшебника весело рассмеялись, внезапно оживившись и накладывая себе и Любке еще еды и наливая чая.
– Страх тут не при чем, – волшебница проводила взглядом еще парочку крутых парней, которые махали кулаками. – Петух чувствует, когда меняется полярность положения Солнца.
– Солнце как большой магнит, – мужчина положил рядом две тарелки, а потом передвинул одну по кругу, пока тарелка не оказалась на другой стороне. – Сначала магнит был здесь, а потом здесь, – ткнул он в тарелку пальцами.
– Только крутится земля, подставляя то один бок, то другой! – поправила Любка.
Мужчина кивнул.
– Получается, что духи боятся Солнца?
– Нет, конечно. Но они из бытия Земли, черпают в ней силу, им нет необходимости пристраиваться к Солнцу. Солнца духи не боятся, но их сложнее увидеть, в лучах рассвета они словно бы тают. Но радость человека преждевременна. То, что ночью они показывают и о чем нашептывают, днем становится бытием, которое приходит к человеку отовсюду, а он потом, вместо того, чтобы сказать им спасибо, винит, будто превратили его жизнь в кошмар. Духи умеют читать мысли и примерно представляют, кто и с чем приходит.
– Я знаю, я догадалась, – обрадовалась Любка, обнаружив, что теперь за столом они сидят втроем. Но последние духи не торопились уходить. – Я наблюдала за ними.
– Чтобы стать волшебницей, надо очень-очень много знать, – женщина прикрыла глаза, откинувшись на спинку пока еще скамейки, но которая совсем скоро снова должна была стать стулом.
Вернулись два духа, залепили Любке в глаз, а пока она протирала его, возмущаясь, стащили гирлянду из светящихся шариков. Последние духи нагло собрали остатки еды со стола и даже взяли с собой скатерть-самобранку, выдернув из-под чайника с заваркой, который один и остался, если не считать вазу со свечкой и хвойными ветками. Любка едва успела приподнять тарелку с кусочком торта, чтобы и это не унесли. А волшебники, вместо того, чтобы пристыдить, помогли ей протереть глаз, а потом помогли духам сложить скатерть.
В доме сразу стало тихо-тихо. Огонь свечи дрожал, как только что духи, от горевшего фитиля по стене плясали тени. Было жарко, но тянуло свежим воздухом от приоткрытой двери. Остались волшебник и волшебница. С ними Любке было легко, они ничего не боялись и ни о чем не жалели, и видели ее настоящую.
– Ну, нам пора, – развела руками волшебница.
Прощаться Любка не любила. Она взяла руку волшебницы и прижала к щеке. Рука была теплая, с мягкой гладкой кожей, а когда она поднесла ее к себе, она вдруг увидела такое, чего не смогла объяснить. Как будто порвалась какая-то завеса и где-то там, далеко, вдруг вспыхнул огонь.
– Пожалуйста, приходите еще, – попросила она, расстроившись.
– Ну, Люб, тебе будет не до нас! – рассмеялась женщина, погладив ее по голове. – Утром можно в школу не ходить, занятия все равно отменятся. Выспись, как следует. Учителей перед праздниками вызывают в РОНО, в райцентр, им будут вручать премии и подарки.
