– Я так и знала, не будет он с нами жить, – расстроилась мать. – Не привязывать же его.
Любка согласилась – не будет. За два дня, которые он провел с ними, Леша ни разу не обратился к ней по имени, вел себя, как в гостях, не помог ни дрова принести, ни воды. А когда попросила, перестал разговаривать окончательно, сделав вид, будто не услышал. И оттолкнул Николку, когда тот подошел со сломанной игрушкой, внезапно изменившись в лице.
Похоже, жить с ними Леша и не собирался. Он всегда все делал молча и по-своему, никогда ни о чем не спрашивая. Заставить его поступать как-то по-другому даже Сереже не удавалось, и Сережа не осуждал ее, когда она призналась, что вмешиваться не станет. С Лешей в последнее время отношения и у него не ладились.
– Ну и пусть тогда живет, как хочет, – согласилась Любка, тяжело переживая. – Он уже почти взрослый. Девочки в училище в его годы живут самостоятельно.
– Мать его настраивает, ей пенсия по потере кормильца нужна, которая Лешке положена, – объяснила мать. – Они горло нам перегрызут, если на себя оформлю. Они ж при дяде Андрее богато жили, он теперь так и думает, что я жить не умею.
Мать поставила на стол поднос с горячей стряпней, начала выбирать самые красивые и аккуратные пироги и шаньги, складывая на белую бумагу. В доме вкусно пахло хлебом.
– А это куда? – спросила Любка заинтересованно, помогая матери.
– На работе девки решили Новый год отметить. В пустом зале, где раньше переговорная была. Ты тоже можешь прийти, только веди себя скромнее. И волосы прибери!
Любка радостно приподняла брови, то-то мать такая добрая!
– А когда? Сегодня почты не будет? – обрадовалась она.
Мать посмотрела на будильник, нахмурилась, потом пожала плечами.
– Сегодня одна газета и открытки. Не умрут без них. Алина Федоровна сказала, можно разнести после нового года… Сначала собрание соберут, из райцентра приедут поздравить, должны выдать новую зимнюю форму. Пальто, валенки, шапку, может, костюм для меня привезут, я еще не получала. И подарки на ребят. А домбытовские как раз работать заканчивают, придут после. Я видела, деньги сдавали. Они и про тебя чего-то спрашивали… – вспомнила она, хмыкнув.
– Да-а? – обрадовалась Любка. – Я тогда до Инги схожу и по пути зайду.
– Недолго только. И передай Розе Павловне «спасибо». Ты больше не бери у них ничего. Неудобно, надо бы ей денег отдать. Мы с тобой, как две побирушки. Ладно, хоть за Николку теперь не придется переживать.
Да, Николке повезло. Он теперь выглядел модно, Любка ему не раз позавидовала. Мать Инги, Роза Павловна, на Новый год вдруг решила разобрать старые вещи Юрки, которых у них было полным-полно. Собрала, сложила в мешок и отдала Любке, попросив Ингу помочь дотащить до дому. Мать глазам не поверила, когда мешок перебрали. Так красиво в селе никто не одевался. Здесь было и зимнее пальто, и шапки, и теплых штанов, подшитых болонью, штуки три, и теплые ботинки, и рубашки, и школьные костюмы. Юрка носил вещи так же аккуратно, как Инга, ни одной заплатки.
– Ага, передам. Мам, ну а куда им это все, Юрка давно из всего этого вырос? Все равно бы кому-то отдали или выбросили, – разрешила Любка сомнения матери. Она уже одевалась, натягивая двое штанов. – А можно я Инге вазу покажу и свечку?
– Не придумывай! – мать взяла сумку, в которую она уложила ценный предмет, достала вазу, рассматривая. – У них таких полно. Дорогая, наверное. Это хрусталь, ее надо вернуть, – очнулась она от задумчивости. – Ты мне скажи, где ее нашла? На чердаке? В чулане?
– Мам, ее никто не оставлял, мне ее подарили! – расстроилась Любка. В который раз ей приходилось оправдываться и доказывать то, что мать считала выдумкой. – Волшебники. И конфеты. Там еще скатерть-самобранка была, но ее забрали… Духи. Они не злые, но и не добрые. Они повсюду живут. Там и Шарик был, – радостно вспомнила она.
Мать вскинулась, поперхнувшись и побагровела.
– Перестань врать! Ты все время придумываешь что попало… Как к тебе относиться по-другому, если ума нет? Тебя и так все дурочкой считают! – накричала она, всплеснув руками. – Господи, неужто черти? Так ведь плохо и живут, когда учить есть кому! Их нельзя видеть… В больницу такие-то попадают! Вот сдам в психушку, чтобы неповадно было!
– Можно подумать, если на них не смотреть, они не побьют! – упрямо и обижено заявила Любка.
Она решила, что не стоит скрывать от матери свои способности. После праздника, устроенного волшебниками, она много думала обо всем. Не только о матери, но и о магии, о колдунах, о духах, о нечисти. Если судить по бабушкиным рассказам, колдунов в их селе в свое время было много – и Любку они лечили. И многие расплачивались за свое молчание, когда приходило время умирать. Сначала духи вытаскивали его язык, который он держал за зубами, потом не опускали, пока в доме не разломят потолочную балку, разрывая союз. Так в течение долгих веков обрывались нити, которые поднимали человека до природы, открывая тайны бытия. Теперь люди смотрели на природу пустыми, холодными и безжалостными глазами. Человек стал слеп, и не нужен природе так же, как она человеку. Духи не ушли с земли, но теперь они не жалели людей, обнажая их суть. И эта суть не только не радовала человека, но приносила одну беду за другой.
Например, какой бы дух закрыл глаза на то, что его закабалили и сделали рабом?
Но если дух вдруг стал человеку врагом, он заставлял его сознание спать, как если бы человек видел дурной сон и не имел возможности проснуться. Тысячу лет миллионы людей, отверженные духами, спали – и молились на хозяина, отдавали ему своих детей, чтобы тот убивал их, продавал, загонял в стоило, как скотину. Человек не только не искал ни правду, ни справедливости, но умножал свое горе и освобождал себя от любых мыслей, которые могли хоть как-то поднять его. И только колдуны, которые учились у духов, никому не подчинялись – уходили в леса, несли в народ знания и правду, лечили людей, даже когда те охотились на них, как на зверей.
Любка вдруг интуитивно почувствовала – о духах врать нельзя. Это не люди, они не прощают навета. И не будут кормить с ложки ни друга, ни врага – они руководили людьми, забивая иных насмерть. Она не хотела, чтобы духи однажды вытащили ей язык. Понятно, что если мать будет упорствовать в своем невежестве, духи не замедлят позвать отчима и непременно заставят ее открыть ему дверь. «Твое неверие станет нам могилой…» – мысль вертелась на кончике языка и никак не могла сорваться, облачившись в слова. Не могла же она совсем не помнить о себе…
Любка вдруг подумала о том, что если маг принес ее, то мог наложить заклятие и на мать…
– Мам, тебе, наверное, приятно было смотреть, как твой сожитель выгонял меня жить в стайку? – с обидой сказала Любка, настроение у нее упало. – Ты так быстро забыла, как к нам пришел этот дом… Ну пускай, я придумала, а как ты объяснишь, что мы столько раз были на волосок от смерти и выжили? Однажды они могут не простить.
– Кто? – мать тоже рассердилась.
