– Ой, забыла совсем, – спохватилась молоденькая заведующая, выбираясь из-за стола. – Я ж вам, Тина Ивановна, еще зарплату не выдала. Не спросили бы, не вспомнила бы!
Втроем поднялись по скрипучей лестнице. Ольга Ивановна открыла дверь, и внезапно обернулась, слегка покраснев.
– А Сережа пишет?
– Ну… было одно письмо, – растерялась мать. – С открыткой.
– Ой! – вспомнила Любка. – Теть Оль, а вам тоже письмо пришло… Только я не поверила, что от Сережи! Я сейчас…
Она бросилась вниз, на одном дыхании перепрыгивая через ступени, через несколько мгновений вернувшись с белым конвертом без марки, на котором в обратном адресе была указана Сережина часть. Фамилию Сережа написал криво, указав лишь инициалы, видимо, рассчитывая, что его почерк не опознают. И на миг заметила, как в лице Ольги Ивановны мелькнула радость. Мать, наверное, подумала о том же – она как-то сразу расслабилась, словно внутри ее распрямилась пружина, выпрямилась, заулыбалась, засветившись и изменившись до неузнаваемости.
На Ольгу Ивановну Любка взглянула с любопытством. Симпатичной, с мягким голосом и, в общем-то, веселая…
Вряд ли заведующая хотела ее обидеть, возможно, просто произнесла первое, что пришло в голову. День был ответственный. Если у Ольги Ивановны была с Сережей любовь, Мишка Яшин не мог об этом не знать. Взрослые всегда все знали друг про друга, встречаясь в клубе и танцуя парами. Тогда он мог подумать, что она обратилась к ней, как к свояченице.
От сердца отлегло. В какой-то момент Любка даже испытала гордость.
– Я тут вещи привезла для своих девочек. Любка сегодня заходила, но народу было много. Толпа такая набежала… Мы их потом выложить решили, после нового года. Тина Ивановна, может, вам тоже что-то подойдет?
– Ой, а у меня денег-то хватит? – расстроилась мать.
– Да не волнуйтесь, – Ольга Ивановна улыбнулась. – В этом году на заказах много заработали, премия у всех больше зарплаты будут. В магазинах-то пусто давно уже. А не хватит, так я вам в долг продам.
– Опять в долг… – мать тяжело вздохнула, но в каморку, где хранился сейф, с Ольгой Ивановной пошла, и через какое-то время они вышли. У матери настроение резко изменилось, лицо ее выглядело радостным. Потом Ольга Ивановна закрыла входную дверь, сходила в склад, в котором хранили материальные ценности, принесла три мешка, вываливая их на стол.
Любка и мать не поверили глазам.
Чего здесь только не было! И вязанные гетры, и свитера, и водолазки, и халаты, и варежки и перчатки с узорами, и вязанные шапки, три шерстяных спортивных костюма, и куртки…
– В райцентре два новых цеха открыли. В одном вяжут, в другом обувь шьют на заказ. Пока для своих и наших, но, думаю, полегче будет, если в Москву не отправят. Смешно, едем в столицу, чтобы купить то, что производят у нас. Кому это надо?
Ольга Ивановна еще раз сходила в склад и вернулась, волоча за собой еще один мешок, такой огромный, как она сама, открывая его. Он едва прошел в дверь. С бурками. Именно с такими, о которых Любка и не мечтала, потому что в магазине их не продавали. С замочками и сбоку, и спереди, и на каблуке, и с кожаными вставками, и даже сапоги на меху из настоящей кожи… Обычно за обувью ездили или в Пермь, или в Ижевск, которые были от села так же далеко, как другая планета. Ехать туда надо было сначала до райцентра на автобусе, а потом на поезде или на электричке не меньше четырех часов. Для матери и для Любки и райцентр был другой планетой. Мать ездила туда, если только работников почты вызывали на учебу и на собрание. Или в больницу, как однажды с Любкой, которая райцентр увидела впервые, поразившись огромному двухэтажному универмагу и поездам, которые с грохотом, сотрясая округу, ползли по рельсам, как черви. Каждая такая поездка была огромным событием.
– Можно выбирать? – озабочено поинтересовалась мать.
– Я себе что ли это все достала? – рассмеялась Ольга Ивановна.
– Любка, иди, меряй, – торопливо позвала мать, рассматривая ценники. – А ты мне материал не продашь дешевенький? – осмелела она. – У меня постельного белья совсем нету. И матрас бы, а то спим на одежде.
– Дак закажи! – Ольга Ивановна пожала плечами. – Работаешь в доме быта уж столько лет, а все как будто чужая, сторонишься девок не спросишь никогда.
– Не-а, вы больно дорого дерете, сама сошью, – подсчитала мать, перебирая вещи. – Матрас, разве что. Я видела, у тебя вата есть. Мне бы полуторку. А про девок… Это с тобой можно договориться, а когда Мирослава Яковлевна заведующей была, лишний раз на половицу ступить не позволяла. Мне без работы-то куда? Где ее у нас в деревне найти?
– Сошьем мы тебе матрас и на белье материал в следующий раз привезу, – согласилась Ольга Ивановна, с интересом рассматривая Любку. – Любка, а ты чего так в школу тихо ходишь? – внезапно поинтересовалась она и, обращаясь к матери, объяснила. – Мы тут смеялись с девками. Встанет на дороге, тихо сама с собою разговаривает, туда головой покрутит, сюда… Чего ты там все время рассматриваешь? Ты хоть раз в школу вовремя пришла? – она снова повернулась к матери. – Нет, выходит она вместе со всеми, порой и раньше… Но этот маленький промежуток, – Ольга Ивановна кивнула в сторону окна, откуда между домами просматривался участок центральной дороги, – пятнадцать минут идет. Мы специально засекали.
– Ну… просто… – покраснела Любка. – На восход смотрю, на снег, на дым из труб…
Мать с досадой махнула в ее сторону рукой.
– Чем попало голова забита… Выбрала что-то, нет? – разворачивая гетры и примеривая на рост. – Сколько стоит, дорого?
– Нет, это нам к Новому году отправили, как для своих работников. Тебе надо будет расписаться. То, что останется, будем продавать с наценкой, а своим по себестоимости. Поэтому бери больше. И себе бери. Ни в одном магазине за такую цену не купишь.
Ольга Ивановна сунула матери под нос накладную с ценами. Мать какое-то время изучала ее, потом внезапно оживилась, откладывая в сторону всего понемногу. Когда она закончила, перед нею накопилась значительная стопка, на которую Любка смотрела с вожделением, не сразу поверив, что все это она собиралась купить. Тут были по две пары синих и черных гетр, и свитер, и бурки, которые подошли Любке. И сапоги с кожаным низом и замшевым верхом, которые мать взяла себе. Любка затаила дыхание, нога у матери была маленькая, тридцать шестого размера, почти как у нее. Отложила в сторону халат и внезапно передумала, поменяв его на три пары колготок – две для Любки и одну для себя. После этого позволила Любке выбрать варежки и вязанную шапку с пушистым шариком, которую Любка уже не смогла выпустить из рук.
Остальное Ольга Ивановна сложила обратно в мешки, в том числе и спортивные костюмы, который Любке не подошли, оказавшись на размер меньше.
– А Николке ничего не возьмешь? – напомнила Ольга Ивановна.
– А, у него есть пока, – махнула мать рукой.
Настроение у нее снова испортилось – и Любка ее понимала. Деньги как пришли, так и ушли. Долгов у них было много.
