Мороз на улице крепчал, начиналась небольшая метель. Сок, маринованные яблоки и сумку матери Любка до дому дотащила кое-как, отдыхая через каждые двадцать метров. Но до дому было недалеко. Времени до вечера в клубе оставалось не так уж много. Сначала концерт, потом праздничная лотерея, потом хороводы и розыгрыши, а в одиннадцатом часу клуб закрывался, чтобы люди шли встречать Новый год у себя дома или в столовой. На ночную дискотеку клуб должен был открыться в час ночи, не раньше. В запасе было еще часа четыре.
Любка быстро собрала полотенце, мыло, шампунь и сменное белье, не задерживаясь, понимая, что народу в бане будет много, вернулась, предупредив мать, что займет очередь. Народ с почты расходился, она уже тоже собирала Николку, помогая почтальонам прибрать за собой, собирая посуду, которую домбытовские принесли из дома.
Но на удивление очереди в баню почти не было. Основная часть успела помыться с самого утра – случай небывалый. Любка купила три билета, предупредив, чтобы пропустили мать с Николкой, заняла для них шкафчик и два тазика. Один спрятала в шкафчик, а два взяла с собой.
Мать пришла даже быстрее, чем она ее ждала. В отличие от Любки, Николка париться не любил, вырываясь их рук матери, когда она начала его хлестать веником. И как только она его отпустила, позорно сбежал.
– Как ты один будешь мыться, грязнуля! – бросила ему Любка вслед, поднимаясь и укладываясь на скамейку.
Баню Любка любила. «Любила» – не то слово, отдавала ей всю себя, иногда засыпая в парилке глубоким сном, очнувшись, когда ей совали под нос нашатырь. Тело становилось слабым и безвольным, тянуло каждую мышцу, наваливался сон. Вот и сейчас она блаженствовала, вытянувшись в полный рост, пока никто не просил уступить место.
– А-а, ой…
– Хи-хи, Любка… ты чего…
– Девчонки, отстаньте… – разморено произнесла Любка, узнав оба голоса. Один принадлежал Наташке Григорьевой, а второй Кате Снигиревой, круглой отличнице, которая с первого класса шла на золотую медаль.
– Любка, слазь, угоришь! Ты не собираешься встречать Новый год с нами?
Любка заинтересованно повернула голову, сползла с полки, присаживаясь рядом на ступеньку, облилась ковшиком холодной воды.
– В смысле, как с вами? Вы разве не дома? Где это – с вами?
Наташка изумленно приподняла брови, округлив глаза.
– Так в клубе же собираемся! На втором этаже, где регистрируют молодоженов. Все… Кроме Ленки Сабуровой и Ленки Решетниковой. Ну, еще Таня Веденеева, возможно, будет у себя дома, все же у нее сестра приехала… Но вообще-то сначала она тоже хотела с нами. Валя Иволгина и Надя Бушуева собирались прийти.
– Хи-хи-хи, – тоненько захихикала Катька. – И ходить никуда не надо, разбились по парам и переженились!
– А мне никто ничего не говорил! – заинтересованно протянула Любка, нахмурившись.
– А ты куда пропала-то? – Катька повела плечом. – Мы вчера целый день решали, кто что принесет. Ребята уже вино купили и шампанское. Яблочное. И газировки. И даже торты. Вот!
– Я это… Мы переехали в новый дом, мне некогда было, устраивались на новом месте. А какие ребята? – заинтересовалась Любка.
– Да все… наши… Игорь, Саня… Как обычно. Ну, мы там будем!
– Они деньги собрали на вино, на шампанское, на торты. Привезли из райцентра на машине дяди Игната. А мы должны, кто что сможет, что-то на стол. Девчонки с утра салаты готовят.
– А кто разрешил? – изумилась Любка.
– Ха! Ромка! – все же, у Катьки был слишком писклявый голос. – Еще Виталик будет и несколько одноклассниц Ромы. Вообще-то, это они решили собраться, чтобы отметить вечер встречи, а раз Новый год, сказали, что чем больше народу, тем лучше.
Ромка… или Роман Егорович, Наташкин двоюродный брат, учился в одном классе с Сережей. В прошлом году они окончили школу. Рому в армию не взяли, зато он поступил заочно на режиссера в Московский театральный институт. Об этом все знали. Все праздники в клубе давно готовились под его руководством и по его сценариям. Дискотеки проводил он же, собирая музыку отовсюду. И ансамбль при доме культуры существовал благодаря ему. Егор Иванович, физик, отец Ромки и Витальки, считался заслуженным учителем, и даже ездил принимать экзамены в институте. Его давно переманивали, но он не уезжал, что было немного странно. Сразу по окончании школы Ромка, а теперь уже Роман Егорович, стал работать в доме культуры официально, а на первое октября его назначили директором.
Теперь в клубе было весело, постоянно проводились какие-то вечера, клуб работал почти каждый день до одиннадцати часов, а в пятницу и в субботу до двух или даже до трех часов ночи, если народу было много. И сразу после этого Виталька, который пока учился в девятом классе, стал ди-джеем. Возле его стола с магнитофоном и огромными колонками постоянно толпилась молодежь. Он тоже выступал в ансамбле, в котором играл на гитаре и пел Мишка Яшин, имя которого Любка боялась произносить вслух, чтобы не дай Бог не догадались, что она о нем думает. Голос у нее почему-то срывался, дышать становилось тяжело. А если будет Виталька, то и Мишка придет, они всегда и везде шлялись вместе.
Не хватало только, чтобы ее еще и из клуба выставили на глазах у Мишки…
– А нас возьмут? – засомневалась Любка.
– Ну… Если все там будут… Новый год же!
– Только надо будет выйти и подождать на улице, пока все разойдутся. Чтобы чужие ушли, а то набегут.
– Пароль: «Вы, случайно, не дед Мороз?» Ответ: «Нет, я снегурочка!». И заходить не с центрального входа, а с обратной стороны. Центральный вход закроют.
– Интересно, а парням так же надо отвечать? – Катька снова противно захихикала.
Ничего смешного в ее вопросе Любка не увидела. Понятно, что их не спросят.
– У них свои пароли, – Наташка легонько стукнула ее по голове, но не удержалась и захихикала тоже.
Задумавшись о своем, Любка поддала жару. Значит, и газировки у нее будет много.
Это что же за день такой? Зря она так мало загадала… Не иначе, волшебники были где-то поблизости. Такой ответственный момент… Как будто собиралась ступить на запретную территорию… Любка еще никогда не справляла праздники с взрослыми школьниками и… ребятами и девушками, которые теперь учились кто где или работали.
– С ума сошла! – взвизгнули в голос Наташка и Катька, пулей вылетев из парной, закрывая лица руками.
Любка проводила их взглядом…
Конечно, вместе веселее. Дома тоже неплохо, но в большинстве семей радостный праздник быстро становился печальной драмой, почти как у Любки. Кого ни возьми, у каждого в доме были какие-то проблемы, как у Инги. Только все это тщательно скрывалось и выходило на поверхность, только когда посторонний смотрел на жизнь глазами дома. У кого-то умерла мать, а отец привел мачеху. Как у Вовки. У кого-то мать гуляла так, что могла при живом муже привести хахаля, и лечь с ним спать, не стесняясь ни детей, ни того же мужа, который валялся в стельку пьяный. Как у Ваньки. У кого-то была мания величия, у кого-то наоборот, сильно заниженная самооценка, кто-то хватался за ремень по любому поводу, кто-то паскудно учил пакостить, приучая брать все, что плохо лежит, а кто-то просто спаивал, потому что поесть в доме, кроме браги, было нечего.
