Она чувствовала себя немного чужой, танцевать ее никто не приглашал.
В общем-то, ничего другого Любка не ждала, но в тайне надеялась. И каждый медленный танец, которые с каждой выпитой рюмкой включали все чаще, превращался в какую-то муку. Приходилось сидеть за столом и делать вид, что все идет как надо. Даже Катьку уже пригласили один раз. В конце концов, Любка перестала надеяться и просто уничтожала газировку и конфеты, здесь газировки было навалом – еще сбылось одно желание. До Нового года оставалось еще полчаса, а молодежь уже искала уединенные места, обживая зал, в котором занимался музыкальный кружок, лестничную площадку и тот вход на сцену, которым пользовались артисты. Кто-то даже сумел открыть каморку киномеханика. Свет притушили, светилась лишь гирлянда из окрашенных в разные цвета лампочек и три фонаря за цветными стеклами.
Встречать Новый год вместе собралась разномастная публика. Треть – бывшие одноклассники Ромы, которых пока не забрали в армию. Треть – одноклассники и друзья Виталия. Их, в общем-то, Любка всех знала, половина «свои в доску», а еще треть та часть, которая считала дом культуры своим домом, проживая в нем лучшие часы своей жизни. Когда все разъезжались, местной молодежи становилось скучно, заняться ей было нечем, а здесь стоял бильярд, теннисный стол. Окончившая школу молодежь оставалась без школьного спортивного зала, куда посторонним вход был строго-настрого запрещен.
Прочих, не переступивших порог зрелости, с ограниченным доступом в клуб, можно было смело отнести в категорию вступивших на путь. К ним относилась и Любка, и Катька, и пока Наташа. Вступившие на путь были в меньшинстве, их откровенно игнорировали, стараясь не обращать внимания, или обращали, но как-то вяло. К ним даже по имени не обращались, бросая вслед между собой: «У этих еще сиськи не выросли!»
Парней в зале было больше, но, когда начинался медленный танец, половина оставалась сидеть на месте, дожидаясь, когда освободится интересующая их девушка, порой приглашая одну вдвоем или втроем. И не выбранные сразу отходили, стараясь не обижаться. Единственное, что радовало Любку, она могла любоваться Мишкой Яшиным сколько влезет. Он тоже был тут и трижды отказал Катьке, дважды получил отказ от Вали, у которой парень постоянно был рядом и не отходил ни на шаг. Сразу после этого Мишка начал танцевать с кем попало, бросая партнершу иногда на середине танца.
Надо же, как, оказывается, приятно получать удовольствие от чужих неудач!
Как-то незаметно для себя, разочаровавшись окончательно и уже пожалев, что не осталась дома, Любка начала скучать, представляя, что поделывает мать и Николка, оставшиеся одни. Новый год уже несколько лет не встречали вместе как праздник. То скрываясь от отчима, то в поганом настроении – мать раздражалась по любому поводу. И обе делали вид, будто нет никакого праздника. Теперь, пожалуй, могли бы встретить по-человечески.
И вдруг Любка вздрогнула, оттого что кто-то мягко положил руку на плечо со спины.
Напрягшись, она обернулась, взглянув исподлобья на неожиданно решившего пригласить ее молодого человека, и обомлела, потеряв дар речи…
Перед глазами, словно мираж их дурного сна, стоял он…
Мишка…
– Я? – слова у Любки застряли, в горле пересохло, сразу сделалось жарко, а кожа покрылась гусиными пупырышками.
– Потанцуем? – предложил он, протягивая руку.
Любка оглянулась, не сразу поверив, что обращался он к ней.
Она молча кивнула, выбираясь из-за стола, запнувшись за стул, виновато взглянула на злобно прищурившуюся Катьку. Танцевать она умела, последний год ходила на кружок бального танца, и даже немного играла на пианино, пока учителя не обвинили в домогательстве одной из старшеклассниц, доведя дело до суда. Учитель уехал, а больше учить их оказалось некому. Пианино почти сразу обменяли на музыкальные инструменты для ансамбля.
От Мишки пахло приятным одеколоном, руки его мягко легли на талию. Он был намного выше ее, на целую голову, и теперь взгляд ее упирался в позолоченную застежку, которая прижимала галстук к рубашке. Любка отступила на шаг, так что между ними спокойно мог влезть кто-то третий. Прижаться хотелось, но ей это показалось неприличным.
– Ты чего дрожишь? – поинтересовался Мишка с усмешкой, слегка наклонив голову.
Зубы у Любки после его вопроса вдруг начали отбивать настоящую дробь.
– Холодно тут… – процедила она сквозь зубы, к тому же заметив, что колотить начинает все тело. – На улицу выходили… не согрелась еще…
Он разом снял пиджак и накинул на ее плечи, слегка прижимая к себе. Любка вдруг почувствовала, что начинает терять сознание. От его тела исходил такой жар, как будто она попала в лето. Голова закружилась. Молчать оказалось еще невыносимее, чем что-то выдавить из себя. «Ужас!» – только и смогла подумать Любка. Сознание застыло где-то в одной точке во тьме, где не было ни одной мысли. Отпускать это мгновение не хотелось, и невыносимо было думать, что оно скоро закончится.
– А отчего ты не Катьку пригласил, ты ей нравишься, – ляпнула Любка, уцепившись за возможность еще раз услышать его голос, который бы обращался к ней.
– С ума сошла? Потанцуй с ней, ее мать сразу жениться заставит! – он вдруг стал напуганным. – Она мне никогда не нравилась… Я, конечно, перестарался там, у Натальи, но, по крайне мере, теперь она не караулит меня у дома… Нет, ну правда, я ее даже боюсь… Особенно ее матушку… Говорят, она у нее колдунья, напоит еще чем-нибудь…
– Да-а? – разом выдохнула Любка, немного освободившись от скованности. Слова его ласкали слух, лились, как божественный нектар, вливаясь в уши и переполняя чувством блаженства. – Что, прямо так и караулила? Дура, – согласилась она, краснея. – Я бы не смогла так.
Любка украдкой взглянула на Катьку, которая осталась за столом и теперь пыталась улыбаться, о чем-то переговариваясь с незнакомой девушкой.
– Ты хорошо поешь, – польстила она объекту воздыхания.
Мишка недовольно поморщился.
– А у тебя красивое платье… А почему ты всегда переходишь на другую сторону, когда я иду? – полюбопытствовал он с интересом.
Любка сжалась.
Заметил? Он иногда останавливал на ней свой взгляд?
Вот это да!
– Не знаю… – растерялась Любка, не зная, что ответить. Было, и теперь легло тяжелым бременем. – Ну…
Он вдруг прищурился, при этом внимательно изучая ее лицо. Посмотреть в его глаза Любка не смогла. Слегка отодвинулась, хотя между ними и так было приличное расстояние.
– Понятно, – сказал он, закусив губу. Любке показалось, что он расстроился и потерял к ней интерес.
Остальную часть танца танцевали молча. Любка уже тяготилась его присутствием, сказанными словами, но исправить ничего было нельзя. Так закончился ее первый танец. Неловко.
Он проводил ее до места, на полпути свернул к парню, который позвал его курить. Любка кое-как добралась до стула, плюхнулась, чувствуя, что жизнь из нее ушла. Вернувшись, Мишка демонстративно прошел мимо, даже не взглянув на нее. Любка сидела красная, как рак, ощутив пустоту. Никто как будто этого не заметил, но ей отчего-то казалось, что все уже знают о ее чувствах, предосудительно посмеиваясь про себя.
