– Пока! – у второй, распахнутой для нее двери, Леха поздоровался с Мишкой Волковым, который на этот раз не пикнул.
Любка еще раз замерла на мгновение, когда заметила удивленные глаза Гоши и его дружка Жоры, которые стояли в тамбуре. На этот раз и Жора не зубоскалил.
До комнаты Любка добежала на последнем дыхании, включила свет. Лицо и уши у нее горели. Леха знал, где она живет, мог постучать в окно. Девчонки на первом этаже парней могли пускать беспрепятственно. Рейды воспитателей с милиционерами были, но обычно отлавливали парней на втором этаже, ловить на первом было бесполезно.
Леха не постучал…
Любка расстроилась, значит, наговорили гадостей…
И на следующий день Леха не пришел. Ни на второй, ни на третий…
В тамбуре больше никто не смеялся и не пытался ее задеть, и дверь ей открывали, но Любка проявление любезности принимала с ужасом, понимая, как только станет известно, что Леха ее бросил, ей отомстят за все. Спросить про Леху у Светки, язык не поворачивался, пришлось бы признаваться, что ею попользовались один вечер и бросили. И так понятно, что она ему не понравилась.
Уезжала Любка домой с тяжелым сердцем, в отчаянии – значит, парня у нее никогда не будет…
Глава 28
Поезд шел, слегка покачиваясь. Двойной растянутый стук колес не успокаивал, наоборот, будил воспоминания. Горькие воспоминания. Любка смотрела в окно на проплывающие мимо тени деревьев, утонувших в ночи, фонари станций и не могла уснуть. Ей все казалось, что стоит подняться – и она обнаружит себя в комнате, и сможет снова ждать, понимая, что никто к ней не придет. Леха так и не появился, и не объяснил, не передал послание через Саню Любимова – просто исчез. Она бы не знала о нем ничего, если бы в последний день, когда провожали ее до вокзала, Саня случайно не обмолвился, что рано утром на следующий день Леха уехал в Иваново. Наверное, там у него осталась девчонка. У таких парней всегда кто-то был.
Любка встала, достала сигарету, вышла в тамбур для курящих.
Бессонницей мучилась не она одна. В тамбуре, возле открытой двери стоял парень. Навалившись на дверь, он дышал свежим воздухом. Высокий, худой, в голубом джинсовом костюме – брюки и куртка. Джинса была настоящей, отметила про себя Любка.
– Выпадешь, – закуривая, посочувствовала Любка.
Парень обернулся и улыбнулся молча, рассматривая ее. Неестественно огромные зеленые глаза, тонкие ироничные губы, прямой нос, чувствовалась какая-то небрежность в его движениях.
– Привет! – бросил он, повернув голову вполоборота, глядя на нее искоса.
– Привет, – Любка повела плечом, отвернувшись к другой двери.
– Меня Игорем зовут, а тебя?
Любка повернулась, некоторое время раздумывая, заводить ли новые знакомства, если все они заканчиваются одинаково.
Наконец, решила дать судьбе еще один шанс.
– Я Люб… Любовь, – представилась она, отметив небольшой акцент в речи Игоря. Кивнула неопределенно на открытую дверь. – А ты откуда? Далеко едешь?
– Из Черновцов… – заметив озадаченность в ее лице, объяснил: – Западная Украина, на границе с Польшей. А еду в Пермь. А ты?
– Домой, в отпуск, – недовольно бросила Любка. – От места, недалеко от Иваново, до места, недалеко от тебя… Почти до конца вместе едем.
Парень как будто обрадовался, оживился, избавившись от пренебрежительного тона.
– Хочешь чаю? – предложил он.
– Ночью? – Любка колебалась. – Мы ж людей разбудим?
– Нет, мы тихо… – усмехнулся парень, улыбнувшись.
– Ну… – неопределенно протянула Любка, сомневаясь.
Парень уже закрывал дверь, открывая другую, которая вела в соседний вагон.
– В шахматы играешь?
Любка отрицательно качнула головой.
– Не важно, научим! – пообещал Игорь, как будто научиться играть в шахматы была пара пустяков. По пути заглянул к проводнице.
– Радочка, сделай нам, пожалуйста, два стакана чая. И если можно, покрепче, – попросил он.
Прищурившись, проводница лениво взглянула на Любку, кивнула головой.
– Игорек, чего тебе не спится по ночам? – бросила она.
– Знакомая, – кивнул Игорь. Он уже отодвинул дверь, дожидаясь ее. – Заходи!
Заметив, что вагон купейный, Любка в нерешительности остановилась. В поездах всякое случалось. В коридоре мягко горел свет, через открытые окна, раздувая занавески, влетал ветер. На полу лежала ковровая дорожка. И было тихо.
– Заходи, – Игорь взял ее за руку, мягко потянул на себя, подталкивая.
Любка вошла. В четырехместном купе было уютно. И пусто. На трех полках – на двух верхних и одной нижней вместо матрасов и спящих людей стояли сумки.
– А как? – удивилась Любка. – Билетов же не было! Я три поезда пропустила и на этот взяла последний, потому что первая стояла.
– Я выкупил, – пренебрежительно бросил Игорь, как будто речь шла о чем-то обычном.
– Ни фига себе, – Любка с возмущением плюхнулась на мягкое сиденье. – А зачем? – простодушно удивилась она.
– Я товар везу, – Игорь кивнул на сумки. – И потом, не люблю, когда мне мешают.
Он достал из пакета газированную воду, сыр, копченое сало и подкопченное мясо, хлеб, персики и черешню.
Фарцовщик? Любка теперь разглядывала Игоря во все глаза. Таких знакомых у нее еще не было. Она тут же пожалела, что перед отъездом домой много потратила на подарки, а часть денег отправила переводом, оставив лишь на билеты и на дорожные расходы. В первый Новый год на вокзале их с Танькой ограбили. Благо, что ни та не другая не хранили деньги в одном месте, кое-как наскребли на билет до Иваново. Теперь деньги она всегда держала при себе, а на ночь клала под матрас. Она нерешительно придвинулась к столику, наблюдая, как Игорь тонкими ломтиками нарезает мясо.
– Буженина, – объяснил он. – У меня коньяк есть, если хочешь.
Любка отрицательно замотала головой.
Вошла проводница с двумя стаканами чая, поставила на столик.
– Рада, присоединяйся, – пригласил Игорь и ее.
– Скоро станция, – отказалась проводница. – Спасибо. Но от бутера не откажусь.
Игорь сделал ей двойной бутерброд с прослойками мяса и сыра. Проводница забрала бутерброд и ушла.
– А ты почему не ешь? – поинтересовался он.
– А можно черешню? – проглотила Любка слюнки. – А если я все съем?
– Ешь, у меня с собой целое ведро. Сестре везу, она тоже черешню любит. Я помыл ее…
Игорь сделал бутерброд ей, себе, откусил, старательно пережевывая. Любка разом разделалась с черешней, придвигая к себе персики.
