Наверное, Любке не было так легко с тех пор, как она оставила училище. Один этот день изменил всю ее жизнь. Теперь занятия перестали быть ей в тягость. Она уже не смотрела по сторонам и не пыталась подстроиться под окружающих людей, копируя их и примеривая на себя.
И наконец-то сдвинулась с мертвой точки…
В первый же вечер, когда она доковыляла в тапках и халате до квартиры и сообразила, что внутрь ей не попасть, ибо ключ остался на столике в прихожей, она вдруг почувствовала посыл: «иди через дверь!». Перед глазами мелькнула рука, сделав пас, и прозвучало странное слово.
Любка повторила все в точности.
И сразу увидела свою прихожую, будто стена стала полупрозрачной. Она преодолела ее без труда. А когда оглянулась, стена стояла на месте. Только словно бы уже через темное стекло она вдруг заметила, как перед ее дверью с той стороны застыл сосед сверху.
И снова пас рукой, и слово, вылетевшее из подсознания – сосед тихо выругался и побрел вниз, ни разу не оглянувшись.
«Надо запомнить!» – подумала она.
Она вдруг начала получать информацию, которая не могла приходить ни от волшебников, ни от духов, ни от людей этого мира. Словно что-то сломалось там, на границе миров. Она понимала, что знания приходят с того света. Носитель ее матричной памяти, ее истинный, был магом, посвященным во многие тайны – и учителя, не желая того, рассказывали ей, как быть богом, как держать под контролем свою силу.
С того дня она умнела на глазах, испытывая невероятное облегчение. Сила наконец-то перестала ее пугать. Знания укрощали силу, направляя в нужное русло. И мир вдруг предстал в новом свете. Люди перестали существовать каждый сам по себе – теперь это был один огромный живой организм, связанный на подпространственном уровне тугими переходами и незримыми нитями. И когда кто-то из них умирал, в другом месте происходили события, которые никто не ждал. Боль накладывалась на боль, зло накладывалось на зло, добро источало из себя энергию, питая организм в целом. Один или два человека могли убить миллионы, разъедая, как раковая опухоль, и разрастаясь, пока у организма в целом не вырабатывался иммунитет, и он не набрасывался на заразу.
Терпеливо, день за днем, она вникала в те законы, которые правили этим организмом.
И училась не вмешиваться.
Там, где боль не доставала сознания, болезнь начинала быстро прогрессировать. Например, вымирание сел и деревень, которые давали городам силу и молодость. Народ сделал ставку на город, обрывая с селом все связи, которые могли бы поддержать его, вычеркнув из жизни. Пятьдесят процентов репродуктивного населения ушли в небытие, как быдло, как спившееся и опустившееся чмо, презираемое всеми. Село состарилось, теперь там доживали свой век старики и старухи.
Два и три поколения – и города содрогнутся в агонии, почувствовав гниение своей плоти. Страна откроет двери всем, кто прилетит и приползет клевать внутренности.
И вдруг телеграмма: «Мама умерла, приезжай»…
Весь вечер Любка ходила по квартире, как пьяная. Зачем же она ушла от жизни и близких так далеко? Какой смысл доставать знания, если она не могла помочь самому близкому человеку? Уйдя с головой в изучении магии, она забыла о людях, без которых жизнь становилась еще более пустой, чем была. Та жизнь теперь казалась не более чем игра воображения, воздушные токи, причудливо сплетающие нити марева от земли, миражи в пустыне в знойный и безводный полдень.
И вдруг Любка почувствовала острую боль, которая вошла в ее сознание, как нож. Она охнула, схватившись за живот – и свалилась на пол.
Глава 30
– Ты даже не представляешь, как мы рады, что нашли тебя, Оливарн! – два старых мага засеменили к столу, стуча об пол посохами.
Лицо не мальчика, но зрелого юноши слегка вытянулось.
– Не будем скрывать, мы пришли с плохими новостями. Ты душа отмеченного младенца, носитель ее матричной памяти. Мы хотим, чтобы ты присматривал за нею в том мире.
– Да, Мудрые… Но как же? Она ребенок, а я… – юноша растерялся, вглядываясь в лица двух магов. – Я не могу быть носителем, я ей как отец!
– Младенцу не под силу удержать в себе ее магию. Ее душа не может быть не зрелым магом. Духи указали на твой дом. И нам достоверно известно, что ты поднял из земли мертвую плоть и водил ее по деревне, потешая людей, сравнивая ее со многими магами, которые заставляли людей продавать хлеб по цене прошлого года.
– Но вы не оставили людям выбора! – возмущено воскликнул юноша.
– Мы переживаем не лучшие времена! Война основательно подорвала экономику.
– Им тоже нужно кормить свои семьи, – разозлился юноша. – Четверть кормильцев погибли в той войне… Кроме того, Боги пришли на помощь, из осени, мы сразу ступили в лето… Скоро созреет новый урожай! Зачем же было принуждать народ к новым жертвам?
– Ты не имел права обсуждать и высмеивать приказы Совета! Решение было принято не только магами, но и учеными-экономистами, которые сами попросили нас о помощи.
– Вы разорили народ и перевели деньги в банки, которые разошлись по подпольным счетам, откуда их уже не достать, – зло бросил юноша. – Я не понимаю… кто манипулирует и Советом, и учеными?
– Оливарн! – грозно воскликнул один из магов, поднимая руку, останавливая юношу. Маг тут же успокоился. – Твое нежелание слышать мудрость старейших еще раз доказывает, что многие вещи, которые случились в последнее время, имеют тебя наставником. Младенец перенес нас из осени в весну, украв у нас полгода жизни! И ты намерено скрыл, что почувствовал боль, когда мы пытались лишить ее силы.
Оливарн побледнел. Он стоял перед Любкой, немного сбоку, словно она сидела где-то рядом.
Один из магов прошел мимо, потрепав ее за щеку.
– Какой милый мальчик!
– Это мой брат, Илорин, – лицо Оливарна стало еще бледнее, он попытался заслонить Любку собой. – Он болен… он… распорол себе живот…
Теперь боль сместилась в животе чуть ниже, словно там, внутри ее, горел огонь.
– Мы могли бы помочь, – один из магов привстал, внимательно вглядываясь в лицо Любки.
– Вы обидели меня, Учитель, – торопливо остановил его Оливарн. – Вы не доверили бы мне даже ребенка? Неужели я такой плохой ученик?
– Нет, ты хороший ученик, – маг взглянул на Любку с сожалением. – Итак, мы рассчитываем на твою помощь!
– Да Мудрые, я… я согласен, – смиренно и подавлено произнес юноша. – Но мне нужно собрать кое-какие вещи… если вы позволите…
Оба мага вышли.
Оливарна пробрала дрожь. Он кинулся к Любке, приподнимая ее на постели.
– Илорин, Илорин… Та девочка… Ты должен защитить свою душу, свою истинную! Пожалуйста, не говори никому! Мне кажется, они сошли с ума, если думают, что можно так противиться Богам! Твоя болезнь… она будет долгой… Но ты будешь жить – и ты должен помочь и ей, и мне! Я буду рядом и помогу вам обоим! Мой посох… Я сам сделал его, он поможет нам однажды вернуться! Не забывай меня! – Оливарн покрыл Любку поцелуями, крепко прижимая к себе.
