Перебирая каждое сказанное Гаем слово, вспоминая смену выражений его лица, взгляды, брошенные украдкой, Робин приходил к выводу, что поторопился, прощаясь с Гаем, снять с него подозрения. Робин всегда чутко улавливал фальшь, звучала ли она в голосе или мелькала в глазах того, кто пытался ему солгать, уловил и на этот раз. Во Фледстане его занимало только одно: где Марианна и что с ней. Тогда ему было не до оттенков в интонациях голоса Гая, но сейчас он вспоминал слово за словом и понимал все отчетливее: Гай Гисборн лгал. Он был, несомненно, пьян – наполовину от вина, наполовину от горя, и горе его было неподдельным, только оплакивал он себя. Едва он отвлекался от собственных чувств, фальшивые нотки в его голосе начинали звучать все отчетливее. Приложил ли он сам руку к расправе, учиненной Лончемом над Марианной, или нет, но он был удовлетворен этой расправой. Его не заботили страдания Марианны, напротив, он упивался ими, рассказывая о них Робину, злорадствовал и торжествовал. Во всем, что касалось событий во Фледстане, Гай солгал, а раз лгал, значит, без его участия не обошлось, значит, виновен.
То, что он знал о давней помолвке Марианны, стало для Робина неожиданностью. Конечно, Марианна рассказала о том, как отец поведал о ее обручении. Но она ни словом не обмолвилась, что еще раньше отец заградил ее от Лончема с помощью той же помолвки в присутствии Гая. Робин отчетливо представлял, какое воздействие произвело на Гая обручение Марианны, которую он отчаянно желал заполучить в супруги, и не просто обручение, а с его заклятым врагом. Несомненно, он что-то предпринял, чтобы вызнать, осталась ли эта помолвка формальной, погребенной в минувших годах, или нет. Не мог не предпринять! Нельзя исключать и роковое стечение обстоятельств, но если Гай действительно проведал, что сейчас связывает лорда Шервуда и дочь барона Невилла, как же все сразу становится на свои места! Если бы он только знал, что Гаю известно об их помолвке, то уже после первой ночи не отпустил бы Марианну во Фледстан, не поддался бы ни на какие уговоры. Сделай он так, и она не лежала бы сейчас еле живая, на ее спине не багровело бы клеймо, с ней не обошлись бы, как с девкой: жестоко и беспощадно. Если бы он мог, не медля ни минуты, вернуться во Фледстан, то выбил бы из Гая правду и, подтвердись его подозрения, убил бы его как бешеного пса, без всякого снисхождения. Но он опасался оставить Марианну одну, был вынужден ждать возвращения Эллен. Лишь бы она скорее вернулась, чтобы, вверив ее попечению Марианну, уделить мести должное время и силы.
Душевное напряжение и физическая усталость достигли предела, и сон навалился на Робина так внезапно, что кубок выпал из разжавшихся пальцев и глухо стукнул, упав на пол. Услышав этот стук, Марианна открыла глаза, в которых не было ни малейшего сна. Она недолго лежала с прежней неподвижностью, пока не убедилась по наступившей тишине, что Робин спит. Отбросив покрывало, она приподнялась и беззвучно ахнула от жгучей боли, прокатившейся по всему телу. Напряжение, скрутившее ее каменной судорогой в тот момент, когда она увидела Робина во Фледстане, его же заботами сейчас отпустило Марианну, чему она не обрадовалась. Вместе с напряжением ушла и бесчувственность, взамен вернулись и слабость, и страдания истерзанного тела, которое разрывалось на части от впившихся в него изнутри железных когтей. Неимоверным усилием воли Марианна соединяла эти части в одно целое. Не желая сдаваться телесной немощи, она некоторое время неподвижно сидела на кровати, зажмурив глаза, и собиралась с остатками истаявших сил, пока не решилась встать с постели и не уверилась в том, что ей удается стоять на ногах. Помня об обычной чуткости сна Робина, Марианна старалась двигаться как можно тише, почти не дышать. Она долго смотрела на Робина, который спал, привалившись боком к стене, потом отважилась сделать шаг.
Бесшумно и осторожно она пробралась к двери, радуясь неровному красноватому свету, которым пока еще освещали дом угли в очаге. В темноте бы она обязательно на что-нибудь наткнулась, упала, и шум немедленно разбудил бы Робина, а Марианне было важно, чтобы он спал, и как можно дольше. Благополучно выскользнув за порог, так что дверь даже не скрипнула, Марианна всей грудью вдохнула холодный рассветный воздух и осмотрелась.
В нескольких шагах от дома щипал траву Воин – он-то и был нужен Марианне, поскольку сама она не могла далеко уйти на подламывающихся ногах. Собрав все силы, она сумела одолеть эти несколько шагов и положила ладонь на гладкую теплую шею жеребца.
– Помоги мне, милый! – прошептала она, когда конь повернул к ней голову и посмотрел на нее умными темными глазами.
Помедлив, жеребец понял, чего от него ждут, подломил ноги и лег. Марианна забралась ему на спину и, когда Воин поднялся, управляя им с помощью гривы, заменившей поводья, направила его к Русалочьей заводи. Обычно плавная рысь вороного вызывала сейчас невыносимо острую боль, но Марианна терпела, крепко стиснув зубы. Ехать было совсем недалеко, вот уже мелькнула полоска воды, и Марианна, остановив коня, сползла по его боку на берег. Воин вопросительно посмотрел на нее и, не дождавшись ни слова, ни ласки, небольно ущипнул Марианну за руку. Она отвела взгляд от спокойной зеркально-прозрачной глади, улыбнулась вороному и погладила его по лбу.
– Спасибо тебе. Теперь возвращайся к хозяину. Береги его, Воин, и служи ему верно! – сказала она, и ее голос задрожал на последних словах.
Марианна медленно вошла в воду, которая обняла ее щиколотки, потом колени. Не сводивший с нее глаз Воин заволновался, вскинул голову и громко, заливисто заржал. Зайдя в воду по грудь, Марианна оттолкнулась от дна и поплыла к тому месту, от которого чуть более суток назад остерегал ее Робин. Она плыла долго и почти уверилась, что ошиблась в направлении, когда холодные потоки, поднимавшиеся со дна, обхватили ее за ноги и с нарастающей силой стали увлекать за собой в глубину. Тогда она вскинула руки над головой, напоследок всей грудью вдохнула свежий, напоенный запахом молодой листвы и травы лесной воздух и, тут же выдохнув, не сопротивляясь, дала увлечь себя заворачивающейся вокруг нее широкой воронке.
Отдаленное, но хорошо слышное ржание Воина стряхнуло с Робина сон в одно мгновение. Он вскочил на ноги, увидел, что постель пуста и Марианны нет, и выбежал из дома. Его взгляд тотчас заметил среди покрытой обильной росой поляны темную полоску травы, с которой были сбиты капли росы. Эта полоска начиналась почти от двери, уводила в лес, и Робин помчался по ней, чувствуя нарастающую тревогу, почти уверенность в беде.
Вот и берег Русалочьей заводи. Робин увидел, как Воин, преодолевая сопротивление воды, стремится в сторону омута, где колоколом вздувалось над водой белоснежное полотно. Робин мгновенно догадался, что это сорочка Марианны, и только благодаря ей Марианну еще не затянуло на дно. Он бросился в воду и, оставив позади Воина, нырнул и стремительно поплыл в направлении омута, разрезая воду мощными гребками.
Сорочка уже полностью скрылась под водой, когда Робин оказался в самом центре омута. Он успел набрать в грудь воздух, прежде чем кружащиеся потоки увлекли его в глубину. Нащупав рукой подол сорочки, он подтянул ее к себе, подхватил одной рукой безвольное тело Марианны и стал выгребать наверх. Это было далеко не просто – водоворот мощно тащил его вниз, и Робину едва хватило воздуха, когда он сумел наконец вынырнуть. Еще одним усилием он поднял Марианну так, чтобы ее голова оказалась над водой. Марианна сделала вдох и зашлась кашлем, ее тело ожило. Она попыталась вырваться, но Робин мгновенно стиснул ее стальным захватом, сделав сопротивление невозможным. Он стал грести в сторону берега, но омут не хотел отпускать такую богатую добычу, и Робин опять ушел под воду. То одолевая затягивавшую на дно силу – и тогда ему удавалось сделать вдох и дать вдохнуть Марианне, то поддаваясь, чтобы расслабить мускулы, пока поток увлекает их вниз, Робин смог отплыть пусть недалеко, но все же в сторону от середины омута. Мощь холодных закручивающихся потоков едва ощутимо ослабела. Отчаянным усилием Робин сделал рывок и ухватился за гриву Воина. Верный конь подплыл почти к омуту, так, чтобы самому не попасть в водоворот, и что было сил тянул шею в сторону хозяина. Как только жеребец почувствовал, что Робин крепко за него держится, он развернулся и стал загребать к берегу.
