– Ты и рассказал, когда представился подходящий случай.
Он медленно поднял голову и пристально посмотрел на Марианну, уверенный, что найдет в ее глазах упрек. Неужели она думает, что ему было легко той ночью исполнять долг целителя, что он занимался этим из собственной прихоти, а не по необходимости? Но Марианна не заметила его взгляда: она по-прежнему разбирала травы, которые поглотили все ее внимание, и ее лицо оставалось спокойным, как лица каменных изваяний усопших на крышках надгробий. Она не упрекала, и он напрасно заподозрил ее в злой иронии. Она произнесла эти слова просто так, как если бы отчеркнула пером нужную строку в книге и продолжила читать дальше.
– Где же ты обучался? – спросила Марианна тем же ровным, ничего не выражающим тоном.
– Везде, где учили. В том числе и в Уэльсе – у друидов и у твоей бабки леди Маред. Здесь, в Средних землях, у твоей матери.
Он намеренно хотел пробудить в ней хотя бы какое-то живое чувство, и на миг ему это удалось: в поднятых на него глазах Марианны мелькнула искорка былого любопытства. Но только на миг. Ни о чем не спрашивая, Марианна снова углубилась в травы.
– Судя по такому разнообразному сбору, ты изрядно побегала по лесу! – заметил Робин: одни травы росли в тенистых и влажных местах, другие любили солнечные пригорки.
– В лесу хорошо! – и Марианна неожиданно улыбнулась прежней улыбкой – светлой и мечтательной, при виде которой у него отлегло от сердца.
Она по привычке вскинула руку к виску движением, которым раньше поправляла капризный локон. Но сейчас ее пальцы встретили пустоту, отдернулись, как обжегшись, и медленно сжались в кулак. Улыбка исчезла с ее лица, и Марианна низко склонила голову над травами.
– Мэри, ласточка, волосы имеют обыкновение отрастать, – сказал Робин, стараясь не дать ей снова замкнуться в холодном отчуждении.
– Не имеет значения, – безразлично ответила Марианна, но ее пальцы утратили уверенность, стали все медленнее отделять стебель от стебля, пока не замерли в зеленом ворохе разнотравья.
– Скажи, ты что-нибудь знаешь о моем отце? – глухо спросила она, не поднимая глаз. – Кто-нибудь позаботился о его теле?
– Да, – ответил Робин и, нащупав среди трав ее тонкие пальцы, сжал их, передавая пожатием свое утешение. – Твой отец был достойно погребен в вашем родовом склепе.
Он не сказал ей, что сам уложил мертвое тело Гилберта Невилла в склеп и с помощью Вилла закрыл его тяжелой плитой.
– Спасибо, – сказала она так, словно благодарила Робина за то, о чем он умолчал, и решительно высвободила руку. – Мне не довелось увидеть его мертвым, поцеловать в последний раз его лоб, попросить у него прощения…
– Сейчас на небесах он слышит твои слова и чувствует твою любовь, – тихо сказал Робин.
– Или проклинает меня, – усмехнувшись, возразила Марианна.
– Нет, – твердо ответил Робин. – Твой отец очень любил тебя, Мэриан!
Она покивала головой, нашла его руку и благодарно сжала запястье Робина. Потом высоко вскинула голову, и Робин увидел ее точеное лицо, застывшее в холодной суровости. Такой же стальной холод был и в ее глазах – и так больших, а сейчас ставших огромными из-за слишком коротких волос, топорщившихся над высоким лбом Марианны, как свежая стерня.
Связав пучки разобранных трав, Марианна поднялась из-за стола и принялась развешивать их для сушки под потолок вдоль стен. Теперь Робин мог рассмотреть ее с головы до ног.
Она похудела, и в простом платье без рукавов и длиной до колен, перетянутом тонким поясом, это было особенно заметно. Шея, не скрытая прежней гривой волос, руки и ноги вызолотились под солнечными лучами. В жестах и движениях Марианны проявилась скользящая грация дикого зверя, но не кроткой изящной лани, а молодой поджарой волчицы. От ее прямой спины, тонких напряженных плеч, высоко вскинутой головы так и веяло волчьей настороженностью. Морриган!.. Но и такая она все равно была мила его сердцу!
Заметив, что Марианна пытается достать до крючка, чтобы повесить связку полыни, Робин подошел к ней и, обняв одной рукой за плечи, другой взял у нее полынь и повесил туда, куда она сама не смогла дотянуться.
Она не просто замерла под его рукой – ее плечи, а потом и вся она, закаменели.
– Пожалуйста, убери руку, – тихо, но очень отчетливо сказала Марианна, отделяя каждое слово.
Вместо того чтобы исполнить ее требование, Робин взял Марианну за плечи и развернул лицом к себе.
– Пора поговорить, Мэриан, – сказал он, глядя в ее ледяные глаза.
Она аккуратно высвободилась из его рук, указала ему на стул и сама села на скамью напротив, расправила платье на коленях и замерла, напряженная, как клинок.
– О чем ты хочешь говорить? – спокойно спросила она, не отводя от него взгляда.
– О нас с тобой.
Марианна склонила голову, потом снова вскинула ее и, устремив на него прежний холодный взгляд, негромко и твердо сказала:
– Нас с тобой больше нет. Есть ты, и есть я. Это все, Робин.
Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Его лицо стало очень печальным, сильные пальцы нащупали на крае стола разбросанные стебельки и принялись крошить их на мелкие части.
– Значит, ты все-таки поверила, что твоего отца убили мои стрелки по моему приказу, – сказал он так, словно подвел черту под всеми сомнениями и размышлениями последних дней.
Услышав, сколько горечи прозвучало в его голосе, Марианна задохнулась. Ее словно подкинуло со скамьи, она упала на колени возле Робина и, схватив его руки, прижалась к ним губами.
– Ни на мгновение я не поверила в это, как бы ни пытались меня убедить! – воскликнула она, глядя в его глаза жаркими, как огонь, глазами, и сама упрекнула его: – Как ты мог об этом думать, не веря в меня?!
Словно завороженный, он смотрел в эти оттаявшие, такие живые сейчас глаза, сжимал ее горячие руки, и ему казалось, что вся боль последних дней наконец съеживается и отступает прочь.
– Тогда между нами ничего не изменилось, Мэриан, не могло измениться!
Пламя в ее глазах опять превратилось в лед, она резко вырвала руки из его ладоней и рассмеялась сухим отрывистым смехом.
– Давай не будем притворяться друг перед другом! – сказала она и, вскочив с колен, вернулась обратно на скамью, сев напротив Робина. – И делать вид, будто ничего не произошло!
Глядя в ее сухие, злые глаза, Робин вспомнил предостережение Эллен и понял, что ему предстоит не просто разговор, а битва, и ни с кем-нибудь, а с Марианной – за нее саму.
– Ты плакала хотя бы раз за это время? – неожиданно спросил он, внимательно глядя на Марианну.
– Нет, и не вижу причин для слез, – ответила она с явным вызовом.
– Например, по отцу, – сказал Робин и по тому, как она прищурилась и расправила плечи, понял, что задел ее за что-то очень больное – больнее, чем просто горечь утраты.
