– Вот, святой отец! – раздраженно сказал командир ратников, указывая на Марианну. – Препоручаю вашим заботам эту благородную, но весьма своенравную леди!
Настоятель степенно выступил вперед и поклонился Марианне, которая не шелохнулась в ответ и лишь молча смотрела на настоятеля, ожидая разъяснений.
– Наша обитель рада принять под своим кровом столь высокую гостью! Ступайте за мной, дочь моя! – сказал настоятель, так и не дождавшись от Марианны проявления обычного уважения к его сану. Предупреждая возможные расспросы, он поторопился вскинуть руку в запрещающем жесте: – Не пытайтесь у меня о чем-либо выпытать! Лучше покоритесь Божьей воле. Поверьте, вам не грозит ничего дурного!
В сопровождении двух ратников Марианна прошла вместе с настоятелем в странноприимный дом, где обычно находили приют паломники. Открыв дверь одной из комнат-келий, настоятель посторонился, пропуская Марианну внутрь, и закрыл за ней дверь.
Марианна устало сняла перчатки и плащ, не глядя бросила их на кровать и окинула взглядом свое вынужденное пристанище. Ничем не покрытый деревянный стол, стул с высокой узкой спинкой, в небольшой нише – кровать, застеленная меховым покрывалом. Темноту рассеивала единственная свеча в подсвечнике на столе.
От волнения разболелась голова. Резким движением, свидетельствовавшим о тревоге, Марианна выдернула заколки и помотала головой, чтобы упавшие на плечи косы распустились. Не в силах успокоиться и не найдя иного занятия, она принялась ходить из угла в угол, пока не открылась дверь. Командир похитивший ее ратников принес ужин: пшеничную кашу на деревянном блюде, чашку с творогом и большую кружку, доверху наполненную молоком.
– Отдохните, госпожа. На рассвете мы отправимся в путь и он не будет коротким.
Не сказав больше ни слова, он поклонился и ушел. Дверь за ним тут же закрылась, и Марианна снова осталась одна. Чтобы не потерять силы, она заставила себя проглотить две ложки каши, хотя от волнения и беспокойства горло сжималось, протестуя против еды. Отпив из кружки молока, Марианна принялась обследовать свое узилище. Тяжелая дубовая дверь заперта снаружи, очевидно на засов. Единственное окно наглухо закрыто ставнями, и засовы или замки на них тоже снаружи. Стало быть, побег невозможен…
Марианна устало присела к столу и, опустив лоб на сомкнутые руки, погрузилась в невеселые размышления. Кто организовал ее похищение и с какой целью? Поскольку ее привезли в монастырь, о происходящем должно быть известно епископу, без разрешения которого настоятель обители не действовал бы заодно с похитителями. Но зачем епископу если не организовывать похищение Марианны, то, по крайней мере, покровительствовать тому, кто это сделал? Напрашивался единственный ответ: если похищение устроил двоюродный брат епископа Роджер Лончем.
От этой мысли у Марианны пробежал по спине невольный холодок. Она вспомнила последнюю встречу с Лончемом, его ярость, угрозы воздать ей за унижения, которые, как ему мнилось, он испытал по вине Марианны. Слишком быстро сбылись пророчества отца Тука о том, что у Роджера Лончема собственные понятия о правах на нее, Марианну!
Что он затеял? Пока к Марианне относились подчеркнуто бережно и почтительно, если вообще можно говорить о почтительности при похищении. Куда ее завтра повезут? Где ее охрана? Она не сомневалась, что похитители позаботились о том, чтобы ратники Фледстана не смогли ждать свою госпожу в назначенный час. Но живы ли они? Она помнила, как похитители всерьез намеревались убить отца Тука, и поэтому ее снедало беспокойство о судьбе ратников.
Еле слышный шорох заставил ее очнуться. Марианна подняла голову и огляделась. Шорох послышался снова со стороны окна. Стараясь ступать бесшумно, Марианна подошла к окну вплотную и услышала тихий скрежет, как если бы по каменной стене соскользнул брусок из металла. Сквозь плотно примыкавшие ставни протиснулся нож. Первым побуждением было броситься к двери и позвать на помощь. Но этот порыв был мгновенно обуздан холодным доводом рассудка: кто бы ни был тот, кто сейчас пытался открыть ставни, он ее возможный союзник. Тюремщик не стал бы взламывать собственные замки.
Наконец ставни распахнулись, и прямо перед лицом Марианны возник мужской силуэт. От неожиданности она отпрянула, и ночной гость, едва опираясь ладонью о подоконник, перепрыгнул его, оказавшись в комнате. Молниеносным движением захлопнув ставни, он обхватил Марианну за талию и закрыл ей ладонью рот.
– Тихо! – прошептал он, удерживая девушку от резких движений.
– Отпустите меня, – прошептала в ответ Марианна, намертво прижатая спиной к груди незнакомца, – я не буду кричать!
Почувствовав, что стальной захват его рук исчез, Марианна обернулась, приходя в себя от неожиданного визита, и посмотрела на незнакомца. Ее настороженному взгляду предстал высокий широкоплечий монах в рясе, перевязанной веревкой вместо пояса, с деревянным распятием на груди. Лицо скрыто низко опущенным капюшоном, из-под которого видны только жестко сжатый рот и гладко выбритый твердый подбородок. Опустив глаза, Марианна с удивлением отметила, что монах обут не в сандалии на босу ногу, а в сапоги, на которых вдобавок поблескивали шпоры.
– Кто вы, святой отец? – спросила она, чувствуя, что странный наряд гостя вновь посеял в ее душе опасения.
Губы незнакомца дрогнули в улыбке, он провел ладонью по голове, сбрасывая капюшон, и Марианна увидела перед собой лорда Шервуда.
– Робин! – вскликнула она, тут же прижав ладонь к губам.
– Здравствуй, Саксонка! – ответил он, сверкнув белозубой улыбкой. – Кажется, у тебя неприятности?
Забыв обо всем на свете, Марианна прижала руки к груди и смотрела на Робина таким сияющим взглядом, что он невольно сказал:
– Знаешь, если королева Гвиневера так смотрела на Ланселота, немудрено, что он искал новых подвигов в ее честь!
– Как ты здесь оказался?! – к Марианне наконец вернулся дар речи.
– Пришел помочь тебе выбраться отсюда, – сказал Робин, – ты ведь снова пренебрегла охраной, впрочем, как и всегда.
– Я была с охраной! – возмутилась Марианна. – Даже не вздумай вновь упрекать меня в легкомыслии!
Робин рассмеялся в ответ. Она поняла, что он дразнит ее, и не просто так: от его негромкого смеха у нее сразу отлегло от сердца, и вернулось спокойствие.
– Мои ратники пропали, а меня силой увезли сюда, но я не знаю, зачем и по чьему приказу.
Вместо ответа Робин бросил на кровать сверток.
– Переодевайся!
Марианна развернула свертком. Это оказалась монашеская ряса, такая же, как у самого Робина, веревка вместо пояса и наперсный крест на деревянных четках.
– Нет! Не так! – быстро сказал Робин, увидев, что Марианна собирается надеть рясу прямо поверх собственной одежды. – Если охранник у ворот заметит из-под грубой дерюги твой бархатный подол, нас тут же схватят. Снимай платье, я отвернусь.
Повернувшись к ней спиной, он тихо говорил:
