– Хорошо быть свободным! – вдоволь насмеявшись над очередным рассказом, мечтательно вздохнула Марианна, в чьем воображении в самых ярких красках предстала жизнь, которую описал Робин.
– Хорошо, когда можешь позволить себе быть свободным, – неожиданно поправил ее Робин и внимательно посмотрел на Марианну. – Если свободолюбивый дух заперт в клетку, пусть даже роскошную и золотую, то он либо будет биться о прутья, пока не расшибется насмерть, либо сломается и потеряет себя.
Встретив вопросительный взгляд Марианны, Робин в подтверждение на миг сомкнул веки.
– Да, я сейчас имел в виду тебя. То представление о тебе, которое у меня сложилось, вызывает глубокое опасение за твое будущее. Ты пытаешься жить по собственным правилам, и пока еще общество, в котором ты живешь, снисходительно смотрит на твои поступки и считает их кто блажью богатой наследницы, кто опасной причудой. Но так не будет продолжаться вечно. Очень скоро от тебя потребуют подчинения тем правилам, по которым живут равные тебе по рождению, и вот тогда…
– Почему ты считаешь, что потребуют, и скоро? – быстро спросила Марианна.
– А ты всерьез думаешь, что твой муж придет в восторг от того, что его жена занимается врачеванием всех и каждого, кто обращается к ней за помощью? Или от твоих одиноких прогулок? От твоих знаний, любви к книгам? От того, что ты всегда будешь смотреть на мир не его глазами, а иметь на все собственное мнение?
– Но что если я не выйду замуж? – предположила Марианна.
– Тебе не позволят, – жестко ответил Робин, – но даже если представить невозможное, то в монастыре подчинения требуют строже, чем в миру. И очень бдительно следят за тем, что ты на самом деле таишь в душе. Это если ты питаешь иллюзии, что обойдешься внешней покорностью.
– А что надо сделать, чтобы обрести свободу? – спросила Марианна.
По ее напряженному взгляду Робин понял: Марианну интересует не общее рассуждение, а конкретные действия, и то, что он скажет, может подтолкнуть ее к каким-либо опасным для нее поступкам.
– У меня нет ответа на твой вопрос. Как правило, свобода дается тем, кто все потерял, но горечь утраты может оказаться так сильна, что обретенная взамен свобода покажется проклятьем.
У него был ответ на вопрос Марианны, но потому, что он не желал ей испить ту чашу, о которой сказал, и был уверен в том, что она станет сожалеть об утратах, решил воздержаться от откровенности. Его слова не устроили Марианну, но других она не услышала. Тогда она спросила:
– Почему тебя вообще волнует мое будущее?
– Потому что любоваться тобой – одна из самых больших радостей для меня, – просто ответил Робин. – Я имею в виду не твою наружность, хотя ты обворожительно красива. Но твоя красота так исключительна благодаря твоей светлой душе и независимому нраву. Если твой дух будет сломлен и ты станешь равнодушной, начнешь покорно следовать навязанной тебе воле, то и твоя красота угаснет.
Если бы Марианна услышала такое признание не от Робина, она сочла бы его объяснением в любовных чувствах. Но им это было сказано так, как с ней говорил, наверное, только ее духовник, и у Марианны мелькнула догадка.
– Скажи, это ведь ты говорил обо мне с отцом Туком? – спросила она, тщательно скрывая волнение.
Глаза Робина сердито потемнели.
– Не знал, что для отца Тука тайна исповеди не указ! – сказал он с едва сдерживаемым гневом, и Марианна поторопилась уверить его в невиновности священника.
– Он просто говорил мне почти такие же слова и обмолвился, что эти мысли принадлежат не ему, – и Марианна посмотрела на Робина с тайным ожиданием, что он расскажет ей все остальное, о чем поведал отцу Туку.
Но Робин не был расположен ни к откровенности, ни к продолжению разговора.
– Извини, я устал, – холодно сказал он, закрывая глаза. – Почитай мне что-нибудь перед сном.
Только на третий день пребывания Робина во Фледстане Марианна решилась спросить о том, что ее интересовало все месяцы со дня их первой встречи.
– Скажи, почему ты не забрал тогда Воина?
Его рука ощутимо вздрогнула под ее ладонью, пальцы медленно сжались в кулак, темные длинные ресницы взметнулись, и Марианну наотмашь ударила гневная синь его глаз.
– У кого же я должен был его забирать? – спросил он делано ласковым голосом, не сводя с нее ставших недобрыми глаз.
Марианна попыталась убрать руку, но Робин не позволил, перехватив ее запястье и крепко сжав. Не в силах выдержать его неотступный взгляд, она опустила глаза.
– Уверена, что ты недолго заблуждался относительно того, кто я на самом деле.
– Верно! – усмехнулся Робин. – Когда я описал тебя Клэр, она сказала, что и обликом, и повадками это могла быть только ты – благородная леди Марианна! Зачем ты обманула меня?
– Я не обманывала тебя! – гневно воскликнула Марианна. – Всего лишь не полностью назвала свое имя. Как, впрочем, сделал и ты. Если бы мы не встретили твоих стрелков, то, полагаю, я бы так же осталась в неведении, что меня провожал не кто иной, как лорд вольного Шервуда. Да ты и сам мог бы догадаться, кто я!
– Да, мы с тобой оказались похожи, – согласился Робин, внезапно утратив весь гнев, который сменился грустью. Отпустив руку Марианны, он закрыл глаза и долго молчал. – Конечно, мог догадаться. Простая травница, считай, служанка – и такие ухоженные волосы, руки, не обожженное солнцем лицо, отменная верховая лошадь… Наверное, не захотел догадываться. Слишком хорошо мне было с тобой в тот вечер, но с благородной леди Марианной Невилл я и вел бы себя, и говорил иначе.
– Я так и подумала и потому не решилась признаться, – тихо сказала Марианна. – Думала, что все равно моя недомолвка разрешится, когда ты вернешься за Воином. Ладно, ты сердился на меня, но ведь Воин скучал по тебе! Почему же ты просто не прислал за ним, если меня больше не хотел видеть?
– Да, я сердился на тебя, и это слишком мягко сказано, – ответил Робин и, бросив на опечаленную Марианну быстрый взгляд из-под ресниц, едва заметно улыбнулся. – А Воина оставил тебе из мести – чтобы он напоминал тебе и обо мне, и о твоем обмане.
В свою очередь и Робин не удержался от вопроса, ответ на который ему давно хотелось получить.
– Клэренс как-то обмолвилась, что ты обещала спасти меня от казни, если бы тогда в Ноттингеме Гаю удалось схватить меня. Но она не знала, как именно. Так каким же волшебством тебе удалось бы сохранить мне жизнь?
– Не только жизнь, но и свободу, – Марианна улыбнулась, довольная придуманным в тот день планом, настолько простым, что ни Клэренс, ни Робин не смогли разгадать его. – Существует древний обычай, о котором многие позабыли, но он все равно сохранил свою силу. Если девушка объявит, что она готова взять в мужья того, кому вынесли смертный приговор…
– О!.. – простонал Робин и прикрыл ладонью глаза. – Представляю себе, как епископ обвенчал бы нас прямо на эшафоте! Хорошо, что Гай оказался нерасторопен. Не хватало мне спасаться под девичьей вуалью, которую ты бы на меня накинула в соблюдение этого обычая! Вот был бы позор – мало того, что меня спасла слабая девица, так еще и обвенчали бы под угрозой казни!
