– Был, Мэриан.
– Он умер? – с сочувствием спросила Марианна, передвинув пешку.
Робин кивнул и ответил на ее ход своим.
– Давно?
Он вздохнул и снова кивнул, поедая яблоко и не сводя глаз с шахматного стола.
– Отчего же он умер?
Марианна знала от Клэренс, что их с Робином отец уже несколько лет как умер. Но сейчас она спрашивала сочувственно и одновременно так, словно поддерживала разговор исключительно из вежливости. И Робин, чей ум был занят игрой, не заметил ловушки.
– Его убили. Он стал слишком мешать своим врагам.
– Но ведь его не могли убить безнаказанно! Должен был вмешаться король.
Теперь она не спрашивала – она говорила так, словно в точности знала, кто был отцом Робина. Прозвучи в ее голосе хотя бы самая слабая вопросительная интонация, и Робин бы насторожился.
– Король… – рука Робина зависла над ферзем, но потом легла обратно на стол, не дотронувшись до фигуры. – Король вмешался, но не так, как хотелось. Он хоть и выказывал моему отцу уважение, на самом деле стал опасаться его растущего влияния. Поэтому король ухватился за вовремя предоставленный ему надуманный предлог, чтобы безнаказанно расправиться со всем нашим родом.
Не замечая впившегося в него – такого настороженного и внимательного! – взгляда Марианны, Робин пытался разгадать какой-то слишком хитроумный план своей противницы. Ему казалось, что последние ходы Марианны нарушили все ранее выстроенные ею линии и защиты, и нападения. Но не могла же она передвигать фигуры так, словно ее перестал волновать исход игры!
– Значит, твой отец был близок к королю, – задумчиво промолвила Марианна и вдруг сказала то, от чего и Робин мгновенно забыл об игре. – В таком случае мой отец непременно должен был знать его.
Робин поднял голову и посмотрел на Марианну. Она не успела опустить глаза, в которых отразилось безмерное волнение: ей почти удалось проникнуть на закрытую до сих пор территорию – историю его жизни до Шервуда. Резким движением Робин смел фигуры на пол и, не сказав Марианне больше ни слова, встал из-за стола и ушел в отведенную ему комнату. Преодолевая охвативший его гнев, Робин прижался пылающим лбом к холодному окну. За спиной скрипнула дверь, но он не обернулся.
– Не сердись! – услышал он виноватый голос и почувствовал, как ладони Марианны, а следом щека робко прижались к его спине.
– Впредь не смей расставлять мне ловушки! – с тихой яростью потребовал Робин, оставаясь неподвижным, ничем не ответив на ласковое прикосновение.
– Прости, – прошептала Марианна. – Ты никогда не говоришь о том, что было с тобой до Шервудского леса…
– Что ты хочешь узнать? – холодно осведомился Робин.
– Кто ты на самом деле, – ответила Марианна.
Робин резко повернулся к ней лицом и, сложив руки на груди, смерил Марианну отчужденным взглядом с головы до ног. Вся его поза выражала сдерживаемый гнев и при этом была исполнена такого достоинства, словно перед Марианной стоял молодой король неведомой ей страны.
– Изволь. Я преступник, объявленный вне закона, заочно приговоренный властями к казни, – отчеканил он и, заметив, что она ждет еще каких-либо пояснений, с прежним холодом усмехнулся. – Это все, Марианна.
Больше он не сказал ни слова, и они, стоя лицом к лицу, молча смотрели друг другу в глаза. Марианна вдруг сделал шаг к нему, положила ладони Робину на плечи и улыбнулась. Она поняла.
– Да, это ты. И то, о чем ты сказал, не имеет для меня значения.
Его жесткий взгляд дрогнул, в глазах появилось смятение. Он бережно сжал ладонями ее лицо и заглянул в глаза так, словно хотел проникнуть в самую глубь ее души.
– Ты не понимаешь, Мэриан, насколько это опасно! – прошептал он. – Ты просто не задумывалась об этом.
– За кого ты опасаешься, Робин? – тихо спросила Марианна.
– За тебя. За себя самого мне уже поздно бояться, – грустно улыбнулся Робин и отнял ладони от ее лица.
Он подошел к столу, наполнил вином кубок и поднес его к губам, глядя в окно на темнеющую гряду леса, но не видя ее.
– Может быть, нам надо еще раз подумать об этом? – чуть слышно сказала Марианна, не сводя с него глаз. – Не тебе одному, а вместе со мной? Сейчас или позже – как ты решишь.
– Нет, – ответил он с неумолимой твердостью. – Сейчас или позже, с тобой или без тебя – сколько бы мы ни думали, ничего изменится.
Марианна залилась жгучим румянцем стыда, поняв, что этими словами он отверг ее и отказался от чувств, в которых она ему не признавалась. Словами – поправила Марианну собственная гордость – только словами, но он и без слов прекрасно догадывался о том, как много стал значить для нее. Но то, что не находит взаимности, должно умереть, чтобы не обернуться навязчивостью. Гордо вскинув голову, Марианна резко отвернулась и хотела уйти, оставив Робина одного.
О, как мгновенно он почувствовал произошедшую в ней перемену, понял всю бурю ее чувств! Не успела она сделать и шагу, как оказалась в его объятиях, прижатой к его груди.
– Отпусти меня! – потребовала Марианна, вскинув на Робина полные гнева глаза.
– Не отпущу. Сначала верни мне долг! – ответил Робин, не желая замечать слез оскорбленной гордости, закипающих в уголках ее глаз, и когда она удивленно выгнула бровь, уточнил с обезоруживающей улыбкой: – Забыла? Ты должна мне два поцелуя!
– Один! – воскликнула Марианна, пытаясь оттолкнуть его. – И я вернула тебе его в аббатстве!
– Два, – тихо повторил Робин, привлекая ее к себе еще ближе. – В аббатстве не ты поцеловала меня, а я тебя.
Помедлив, Марианна положила руки ему на плечи и, запрокинув голову, робко и неумело поцеловала Робина едва ощутимым касанием. Его губы дрогнули, отвечая на поцелуй, завладели ее губами, нежно подчинив их и заставив приоткрыться. Прильнув к груди Робина, Марианна закрыла глаза, вдыхая его дыхание, и ей казалось, что сама его душа проникает в нее с опьяняющей лаской поцелуя.
Вкус ее рта был нежным и сладким, словно майский мед. Робин не мог оторваться от ее губ, а покорность, с которой ее легкое тело поддавалось его рукам и льнуло к нему, сводила с ума. Робин почувствовал, что теряет власть над собой, страстно желая Марианну. Сознание того, что он не имеет права воспользоваться ее доверием, помогало Робину сдерживать себе все дни, которые он провел рядом с ней во Фледстане. Но теперь рассудок стал безнадежно отступать перед сердцем, и неимоверным усилием воли Робин заставил себя прервать поцелуй.
Внезапно подхватив ее на руки, он опустился в кресло и усадил Марианну себе на колени, продолжая сжимать в объятиях. Она положила голову ему на грудь и услышала стук его сердца – глухой и стремительный. Робин сделал глубокий вдох, чтобы успокоить дыхание, но против воли уткнулся лбом Марианне в макушку.
– Почему ты не оказалась действительно простой травницей! – прошептал он с невыразимой горечью и потерся щекой о локоны Марианны. – Насколько бы тогда все было легко!..
