Мать, занятая приготовлениями и то и дело справлявшаяся с бесконечным списком необходимых дел, очень обрадовалась, узнав, что лорд Кромвель также занят распоряжениями о подготовке апартаментов королевы в главном королевском дворце Уайтхолл и обустройством Сент-Джеймсского дворца, где Генрих и Анна проведут медовый месяц.
— Говорят, инициалы «Г» и «А» в королевских дворцах вырезали на всех каминах и потолках, вышили на занавесах и постельном белье, высекли на камне, где нужно, — сказала герцогиня Мария. Они сидели в комнате Анны, окруженные стопками нательного белья и полотенец: на всех нужно было вышить новый вензель «AR»
[14]. — Мне говорили, что Сент-Джеймсский дворец расположен уединенно посреди парка.
Анна, увлеченно работавшая иглой, вдруг ощутила холодок. Медовый месяц. Брачная ночь приближалась, а вместе с ней рос страх разоблачения и его последствий.
Она не могла сдержаться и неожиданно выпалила:
— Mutter
[15], мне боязно! Вдруг король догадается, что я… не девственница… и родила ребенка…
Мать поспешила успокоить ее:
— Нет, дочь моя, я так не думаю. И я уверена, вы понимаете, что, когда будете исполнять свой долг, как того потребует от вас супруг, должны вести себя так, будто все это для вас внове.
Несмотря на добрый совет матери, Анна понимала: ответа на свой вопрос она так и не получила. А был еще один, который она не решалась задать. Должна ли добродетельная женщина испытывать удовольствие на брачном ложе? Она не могла представить, что переживет с королем такой же экстаз, какой пробудил в ней Отто, и все же надеялась в супружеской спальне снова познать это восхитительное ощущение полноты чувств. Генрих наверняка умелый любовник, ведь у него было три жены — и, говорят, множество любовниц в свое время, — но ему уже к пятидесяти, и юношеский пыл, вероятно, давно в нем угас. Анна совершенно не представляла, чего от него ожидать; ясно было одно: король хочет, чтобы она родила ему сыновей, так как сейчас будущее династии зависело от одного маленького мальчика всего-то двух лет от роду. Дай Бог ей оказаться плодовитой!
— Я слышала, главные английские лорды накупили парчи и шелку к вашему приезду. — Голос матери вывел Анну из задумчивости. — Вас ожидает великолепный прием! — Герцогиня окинула дочь искательным взглядом. — Не нужно так волноваться, дитя мое. На брачном ложе совершенно нечего бояться.
Глава 5
1539 год
Король Генрих подписал договор! Английский двор, как сообщал доктор Уоттон, возликовал и окунулся в суматоху приготовлений.
Отныне к Анне следовало обращаться как к королеве Англии и вести себя в ее присутствии соответственно. Невесту английского короля немедленно обособили от всех, даже от матери, которую, как и Вильгельма, она теперь превосходила рангом и которая должна была кланяться ей. Обращаясь к Анне, следовало говорить «ваше величество» или «ваша милость» и соблюдать по отношению к ней всевозможные церемонии; за столом она сидела на высоком стуле. Прежняя жизнь уже не казалась ей ограниченной. Анна скорее скучала по ней: тогда она могла получать хотя бы немного удовольствия от дружеского общения.
А потом из Англии прибыла юная миссис Сюзанна Гилман. Представляя ее Анне, Вильгельм сообщил, что она дочь знаменитого фламандского художника Герарда Хоренбота и сама находится при дворе как весьма умелый художник и иллюстратор, но самое главное, эта англичанка говорила по-немецки.
— Я оставлю вас знакомиться, — завершил церемонию Вильгельм и закрыл за собой дверь покоев Анны.
— Рада принять вас, миссис Гилман.
— Его величество прислал меня служить вашей милости, — ответила гостья. — Он понимает, что вы почти не знаете Англию, и подумал, что я могла бы рассказать вам об обычаях, принятых при английском дворе.
— Ваш приезд — нежданная удача, — с улыбкой сказала Анна.
Ей сразу понравилось открытое, пышущее здоровьем лицо миссис Гилман и ее приятные манеры.
— Очень на это надеюсь. — Миссис Гилман улыбнулась. — Я хорошо знаю двор, потому что работаю там. Я служила покойной королеве Джейн как камеристка ее личных покоев. Мой отец — один из художников короля. Он научил меня моему ремеслу.
Анну это поразило.
— Я не знала, что женщины могут быть художниками! Никогда о таком не слышала.
— Ваша милость, при английском дворе не делают различий, так что у женщин есть разные возможности. Там вы найдете женщин-ученых, дам, которые сочиняют песни, стихи и музицируют.
— Это совсем не похоже на Клеве, — сказала Анна, слегка смутившись. — Здесь не одобряют такие занятия женщин. Боюсь, в Англии я окажусь в невыгодном положении, потому что ничего этого не умею.
— Не волнуйтесь, ваша милость, там есть также множество женщин, обладающих добродетелями и навыками, которыми вы особенно славитесь и которыми восхищается король.
— Значит, обо мне говорят при английском дворе?
— Мадам, — сказала миссис Гилман, — будьте уверены, каждое слово, приходящее отсюда, разносится по двору за пять минут!
— О Боже! — воскликнула Анна, и они обе засмеялись. — Ваш отец должен знать мейстера Гольбейна, — продолжила она.
— Конечно они знакомы. Мейстер Гольбейн был его учеником. Такой сложный человек!
— Верно, — согласилась Анна.
Женщины переглянулись, в глазах у обеих блеснули веселые заговорщицкие искры, и начало дружбе было положено.
— Я так благодарна вам, миссис Гилман, за то, что вы проделали столь длинный путь, — продолжила беседу Анна.
— Для меня это удовольствие, мадам. Король щедро снабдил меня деньгами на дорогу и выделил средства, чтобы меня сопровождал мой супруг. Мы поженились совсем недавно.
— Сколько лет вы прожили в Англии?
— Около восемнадцати, мадам. Я там вполне обжилась. Надеюсь, вы, ваша милость, тоже будете счастливы в этой стране. Король жаждет поскорее увидеть вас. При дворе все только об этом и говорят.
— Тогда, надеюсь, я их не разочарую! — Анна улыбнулась. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что нужно знать, о придворных обычаях и о том, чем я могу порадовать короля.
— О, думаю, вы прекрасно с этим справитесь. Его милость попросил меня немного поучить вас английскому языку, чтобы вы могли соблюдать правила вежливости, когда прибудете.
Анну это обрадовало. Мать распорядилась, чтобы уроки миссис Гилман проходили в женской комнате, самой уютной в ее апартаментах, а сама на это время удалялась вместе со своими дамами в покои поменьше. Занятия шли хорошо, хотя, несмотря на желание учиться, Анна находила английский язык сложным. В чем-то он был похож на немецкий, но, казалось, не следовал никаким логичным правилам. Она овладевала им медленно.
