Только вчера Генрих пришел ужинать к Анне, и на большом пальце у него сверкал огромный рубин, прежде украшавший гробницу Святого Томаса Бекета в Кентербери.
— Бекет предал своего короля, — сказал он ей. — В прошлом году я велел вынуть его кости и выбросить их в навозную кучу. Именно такое погребение он и заслужил.
Анна внутренне содрогнулась. С каким ожесточением это было сказано!
Хотя Генрих держался старой веры и соблюдал ее обряды, он фактически стал папой в своем королевстве. Анну беспокоило, что изъятые церковные ценности король помещал в свои сундуки и продавал монастырские земли верным ему дворянам. Это был умный ход: повязать лордов узами благодарности, сделать обязанными себе и таким образом заручиться их верностью Короне. Едва ли лорды стали бы протестовать против реформ, приносящих им такую личную выгоду.
Доктор Харст разделял ее тревоги. Когда в следующий раз они остались одни во время прогулки по саду, он открыл Анне свои мысли.
— Простите меня, мадам, я не хочу плохо говорить о короле, но узнал, что теперь в Англии больным и бедным людям некуда податься, потому что они перестали получать помощь от монастырей.
— Не говоря уже о монахах и монахинях, которых выставили на улицу, — пробормотала Анна. — Король говорит, им всем дали пенсию, но она невелика и не может компенсировать утрату тем, у кого было истинное призвание к монашеской жизни. Но кто посмеет подать голос в их защиту?
— Двух аббатов, которые отказались сдавать свои обители, повесили. Это, вероятно, заставило умолкнуть несогласных.
— Король как будто поощряет лютеранство, — задумчиво произнесла Анна, садясь на каменную скамью. — Протестанты аплодируют роспуску монастырей. Меня беспокоит, что люди здесь, и католики, и реформисты, видят во мне поборницу преобразований, а некоторые даже считают, будто я держусь лютеранских взглядов.
— Я знаю, мадам, — сказал Харст, присаживаясь рядом с ней. — Мне пришлось поправить одного клерка, который утверждал, будто вы отказывались ехать в Англию, пока здесь оставался хотя бы один монастырь.
— Могу в это поверить, — с горечью произнесла Анна. — Я уверена, они обвиняют меня в закрытии этих последних обителей.
— Ваша милость, вы должны разубедить их, усердно соблюдая обряды Церкви.
— Я это делаю, доктор Харст, делаю! Я ни за что не стану протестанткой в Англии. Наказание за ересь ужасно. — Анну передернуло, когда она представила себе, каково это — взойти на костер. — И тем не менее реформаторы процветают. Даже лорд Кромвель в их числе.
— Они не еретики. Их желание — реформировать Церковь изнутри. А что до лорда Кромвеля, при дворе ходят разговоры… — Харст понизил голос. — Его положение шатко. Вы знакомы с Гардинером, епископом Винчестерским? Он стойкий католик и ненавидит всех реформаторов, в особенности Кромвеля, который изгнал его из Совета. Но теперь Гардинер вернулся и в фаворе у короля. Это верный знак, что влияние Кромвеля уже не так велико, как раньше.
— Это Кромвель устроил мой брак. — Анна в страхе посмотрела на Харста. — Гардинер, я слышала, очень близок с герцогом Норфолком. Говарды не принимают меня. Они могут убедить короля, чтобы тот развелся со мной, и для этого будут веские основания… — Она зажала рот рукой, осознав, что сказала.
— Вы имеете в виду вашу прежнюю помолвку, мадам? — Харст выглядел озадаченным. — Это не препятствие, и этой проблемой уже занимаются. Ваш брак законен, и нет никаких оснований для его расторжения, что бы ни говорили Норфолк и Гардинер.
Анна прикусила язык.
— Если король решит избавиться от меня, способ найдется. Посмотрите, что случилось с двумя первыми королевами!
— Мадам, — твердо сказал Харст, — вы видите проблемы там, где их нет. Король как-то намекал вам, что хочет с вами расстаться?
Анна задумалась.
— Ходили слухи, что он считает меня непривлекательной, но, кроме этого, больше ничего.
— Тогда вашей милости нечего бояться. И если что-нибудь тревожит вас, я здесь и готов служить вам и защищать ваши интересы. Я сделаю так, что меня услышат!
Анна позволила себе успокоиться, приняв пламенные заверения доктора Харста. Но внутри у нее продолжал копошиться червь сомнения. Повторяющиеся утомительные разбирательства по поводу расторгнутой помолвки, ее так и не получивший реального завершения брак, отложенная коронация, не говоря уже о наличии сил, которые, вероятно, работают против нее при дворе, и ее неспособность постичь, что у короля на уме, — все это создавало у Анны ощущение уязвимости. Если бы только Генрих мог или сделал бы ее своей женой во всех смыслах! Если бы она могла родить ему сына! Тогда Анна стала бы непобедимой.
Сколько раз, — подумала она, — такие же мысли посещали ее предшественниц?
На второй неделе апреля двор переехал обратно в Уайтхолл, чтобы король мог присутствовать на открытии сессии парламента. Анне было грустно покидать Хэмптон-Корт, и она надеялась на скорое возвращение.
Казалось, слухи о неустойчивом положении Кромвеля не подтверждались, так как вскоре после этого Генрих дал ему титул графа Эссекса и назначил лордом главным камергером Англии. Анна смотрела, как Кромвель встал на колени перед королем в приемном зале, чтобы ему на голову возложили венец, накинули на него мантию и вручили патент на дворянство. Харст ошибся. Теперь, в свете возвышения Кромвеля, ослабление позиций грозило католической партии. Анна почувствовала себя увереннее.
После церемонии Генрих ужинал с ней в ее личных покоях.
— Вы видели лицо Норфолка? — ликуя, спросил он и разломил напополам белый хлебец. — Он ненавидит Кромвеля, потому что тот не был рожден в замке и не может проследить свою родословную до Адама, и сказал мне в лицо, что не следует отдавать графство благородных Буршье сыну кузнеца. Я ответил ему, что сын кузнеца был мне гораздо более полезен, чем все Буршье, вместе взятые.
— Я слышала, Норфолк не любит Кромвеля, так как тот за реформы, — осмелилась заметить Анна.
— Норфолк завидует власти Кромвеля, — сказал Генрих. — Ему ненавистно все, за что тот выступает. Я хорошо знаю о политических колебаниях, которые происходят, Анна. Позвольте предложить вам свинины, она превосходна. — Король положил кусок мяса ей на тарелку. — Сестра короля Франции, королева Наварры, хочет иметь наши миниатюрные портреты. — Генрих повернулся к Сюзанне, которая, как обычно, переводила. — Госпожа Гилман, вы попросите мастера Хоренбота посодействовать. Он может написать их.
Сюзанна сделал реверанс и вышла. Генрих обратился к Анне:
— Я хочу, чтобы вы узнали первой. Я сделаю вашего брата рыцарем ордена Подвязки вместе с принцем Эдуардом, когда устрою собрание ордена ближе к концу месяца.
Вот это новость! Вильгельм удостоится такой чести, и Клеве тоже, а это добрый знак, что Клеве получит помощь Англии.
— Герцог будет очень рад, как и я, — с искренним чувством ответила Анна. — Сир, я не могу выразить, как ценю ваш поступок.
