— Что вы имеете ввиду? — Я с неверием смотрел на лицо Рэйдена, которое становилось все более сердитым.
— А что тут можно иметь ввиду? — Он откинул назад длинные пряди челки, оставляя на лбу и над бровями черные мазки. Только сейчас я заметил, что его пальцы были полностью измазаны чем-то черным. И в этом было что-то безумно притягательное. — По страшному секрету она делится со всеми желающими подробностями вашей… — Он задумался, красиво нахмурив золотистые брови. — …«горячей, полной страсти и безумств, развратной ночи». Оказывается, вам было так холодно, что вы буквально ворвались в ее покои. И конечно же, она благородно вас согрела, пожертвовав сном и скромностью.
Пока я пытался осознать услышанное, Рэйден еще раз откинул волосы со лба. На его коже появились новые черные полосы, и от этого он стал похож то ли на призрака, то ли на артиста бродячего театра. Таинственное завораживающее существо.
— И все-таки, я бы советовал вам пойти к ней. Она бы не отказала в этой мелочи. Вы ее так впечатлили. Как же она сказала?.. — Он постучал черным пальцем по губам, оставляя на них длинный росчерк, и рождая во мне непреодолимое желание наклониться и слизнуть с алого рта искушающую черноту. — Ах да, вы были подобны богу, потому что с человеком испытать такое блаженство невозможно. Но в ненасытности вы сравнимы лишь с демонами. Что же вы такое с ней делали, если так впечатлили видавшую виды сароен? Дадите мне пару уроков? Обо мне с таким восхищением никогда не отзывались.
Рэйден сердито сверкнул глазами, и на мгновение показалось, что это зажглись яркие звезды на сумрачных небесах.
В затуманенном мозгу разлилась густая вязкая ярость. Он хочет, чтобы я научил его, как ублажать женщин?! Смеет меня просить от этом? Единственный, кого он должен ублажать и ласкать, — это я. Я. Я! Я! Ни к кому больше не должны прикасаться его возмутительно пухлые губы. Только ко мне. На моей коже он должен оставить черный отпечаток пальцев и рта.
Но его взгляд… Горящий злостью и обидой… В нем было что-то такое, от чего сердце застучало быстрее, а ладони взмокли.
От собственной догадки меня затопило почти болезненным жаром. Он… ревнует. Ревнует меня к Айми!
Ведь ревнует? Или я просто тешу себя глупой надеждой?
Где-то на краю затуманенного сознания билась мысль, что его ревность мне ни к чему. Что это глупо и ненормально — желать ревности другого мужчины. Это уже походит на болезнь.
Но справиться с этим я не мог.
— Вы… ревнуете? — Мой голос звучал хрипло и протяжно. Казалось, любой мог понять, что я испытываю.
Рэйден хмыкнул и высокомерно пожал плечами:
— С чего бы это? Мне нравятся другие женщины.
Я улыбнулся, не в силах сдержать надежду:
— Не ее — меня. Ревнуете меня к ней?
Он удивленно раскрыл рот и тут же облизнул губы, заставив меня жадно податься к нему. Кончик розового языка был подобен самой изощренной из ласк.
— С чего мне вас ревновать? Мы друг другу никто. Что хотите, то и делайте.
Не знаю, что заставило меня обхватить его перепачканную ладонь и прижать к своим губам, что заставило меня признаться:
— Я хочу… очень странных вещей…
Я провел его пальцами по своим губам, потянул руку вниз, на подбородок и шею.
Взгляд Рэйдена затуманился. Увлеченно он следил за тем, как его пальцы скользят все ниже и ниже, оставляя постепенно бледнеющие полосы.
Кое-как, все еще сжимая халат другой рукой, мне удалось ослабить пояс и вытащить из него полы. Лихорадочно я дернул за завязки нижней рубашки, обнажая кожу и протягивая пальцы Рэйдена по ключицами и груди.
Его кожа была нежной и теплой. И кажется, нагревалась все сильнее, оставляя горящий огнем след на моем теле. Там, где он меня касался, кожа пылала, и во все стороны разбегались мурашки. Так легко было представить, что он делает это по своей воле… Будто сам ласкает и трогает меня.
Наконец я развязал пояс, и прижал ладонь Рэйдена к своей груди. А потом, не удержавшись, надавил, опуская ее все ниже, на живот. Быстро и жестко, пока он не опомнился, а я не одумался.
Он распластал пальцы, а потом сжал их, вдавливая в кожу ногти. Я не смог сдержать стона.
И тут же Рэйден отдернул руку:
— Я не хотел причинить вам боль!
Проклятье! Я очнулся от странного забытья, рассматривая быстро бледнеющие полумесяцы. Злость на самого себя захлестнула так, что пришлось сжать зубы, чтобы не выругаться. Но злился я не от того, что наслаждался прикосновением другого мужчины. Злился от того, что не смог сдержаться и отпугнул лекаря.
— Вы не причинили мне боли…
Он снова хмыкнул:
— Конечно! Вы же весь в синяках. Могли бы потребовать от Айми немедленной помощи, раз уж пострадали за нее.
Неужели он так и не понял? Я сражался за него! За него, а не за болтливую Айми, которую уже ненавидел.
— Неужели вы ей поверили? Кто угодно — ладно. Но не вы…
Рэйден нахмурился:
— О чем вы?
Я улыбнулся:
— Мы провели с вами вместе всю ночь. А на рассвете ловили призрака, который нас проклял. Не знаю, сколько спал, но не больше сяоши. Я даже не сменил ваш ханьфу. Вы-то должны понимать, что я не успел бы и трети того, о чем всем так любезно поведала госпожа Айми.
Рэйден нахмурился, и мне ужасно захотелось разгладить забавную морщинку между его бровей:
— Значит, она врет?..
— Странно, что вы не поняли этого раньше. Когда вы вообще успели с ней поговорить?
— Я не разговаривал. После вашего сражения, когда шел сюда из лазарета, случайно услышал… Она рассказывала всем, что вы защищали ее честь. И что ночь с вами была самой лучшей в ее жизни. Вот я и подумал: лучше бы помогла вам с ранами, чем трепала всем… — Он словно только заметил черный халат у меня в руках: — А это что?
— Это… взамен вашего. Я его испортил в бою с людьми генерала.
Я вспомнил, как он приказал вернуть ему халат. И как пообещал самому себе, что лекарь-выскочка сделает это сам. Своими руками. Сейчас это было неважным. Главное — оказаться обнаженными, вдвоем, кожа к коже.
Прекратить это безумие было выше моих сил.
Да я и не хотел. Рядом с Рэйденом мне было хорошо. Тело горело в агонии, в голове плыл пьяный туман, но блаженство, которое я испытывал, просто глядя на него, оказалось ни с чем несравнимо.
— Я не настолько мелочный. — Рэйден открутил крышку баночки.
Я выгнул бровь:
— Правда? Вы же сами приказали мне снять ваш халат. Не хотели, чтобы я его носил.
Пока он никак мне не помешал, и пока хватало решимости, я окончательно развязал пояс и стащил с плеч халат, а затем и нижние рубашки.
