Среди ночи Кристину разбудил голос Синдре. В первый момент она подумала, что он бредит, но потом поняла, что Синдре рассказывает ей свой сон. Синдре не окликал ее, потому что ему просто не могло прийти в голову, что Кристина его не слушает. Она покосилась на часы – половина пятого утра.
– И вот я стою на берегу, – говорил Синдре. – Кругом темнота, вечер. Огромные тучи медленно волочатся по небу. Я слышу голос, крик… Или нет – что-то звенит как будто в ухе. Этот звук проходит сквозь мой мозг как тонкое лезвие. И я понимаю, что должен идти на него, что сойду с ума, если он не смолкнет. Звук идет со стороны моря, и я вхожу в воду. Она спокойна, как зеркало, но по консистенции больше напоминает масло и с каждым шагом все больше окрашивается в красный цвет. Я иду словно по щиколотку в крови и вдруг замечаю, что на мне совсем нет одежды. Я голый. Высоко над головой раздается хлопающий звук. Я поднимаю голову и вижу существо с огромными крыльями. Оно заносит над моей головой меч, но промахивается. Раздается страшный свист, потом такой же с другой стороны. Небо чернеет, в нем появляются новые крылатые существа, и начинается охота. Я ныряю в кровавую маслянистую жидкость. Легкие полны влаги и готовы взорваться, но я упорно опускаюсь на дно. Все глубже и глубже, а где-то высоко не смолкает свистящий звук. Он сводит меня с ума.
Синдре посмотрел на Кристину, словно желая удостовериться, что она его понимает. Но она не понимала ничего.
– А потом я вдруг обнаруживаю себя лежащим на скалах. Я все еще голый. Я чувствую, как по моей щеке что-то течет. Оказывается, это кровь, и она струится из глаз. Я поднимаюсь. Слышу свист, но теперь он значительно слабее. Я вижу куст шиповника, он высокий и раскидистый, и звук исходит из него. Я наклоняюсь, пытаюсь раздвинуть крепкие ветки. Там лежит ребенок. Голый мальчик, не больше месяца от роду. Он кричит, и это именно тот звук, который я слышал все это время. Я беру младенца – в руки впиваются острые шипы. И снова кровь…
– Простите, – раздался над ухом голос медсестры, – мне всего лишь нужно проверить капельницу.
Женщина подошла к койке. Синдре уставился на нее так, будто увидел демона. Кристина молчала, впечатленная только что услышанным.
– Похоже, все в порядке, – сказала медсестра. – Теперь еще надо бы посмотреть канюлю…
Когда Синдре откинул одеяло, чтобы показать канюлю, Кристина закричала. Синдре и медсестра дружно на нее оглянулись.
– Посмотри на свои руки!
От локтя к запястью Синдре тянулись кровавые царапины, как будто и в самом деле от длинных, острых шипов.
17
Благословение дается человеку в разных формах, но всегда это глубоко личное и возвышенное переживание. Каждый пастор в Кнутбю помнил, когда именно божество обнаружило перед ним свое присутствие. Почти со всеми это произошло в молодости. Некоторые видели ночью в спальне силуэт человека, от которого веяло блаженным спокойствием. Других просто настигало внезапное осознание того, что в этом мире они не одни. Настолько сильное, что его невозможно было списать на одну лишь игру воображения.
Кристина Форсман ничего подобного не удостаивалась. Она не слышала голосов, не видела знаков или знамений. И сны у нее были самые обыкновенные, которые обычно забывались сразу после пробуждения. Поэтому поначалу она отказывалась признавать, как много значили для нее раны на руках Синдре.
В годы ее взросления люди часто говорили о Боге и Святом Духе, и она не придавала этому какого-то особенного значения. Кристина знала, что Бог все видит, слышит, знает каждую ее мысль. Но у семейства Юнсонов из Кристинехамна был добрый Бог, который все прощал. Можно было смело говорить и делать не то – он закрывал на это глаза.
Бог, взгляд которого был направлен на Кнутбю, был совсем другим. Это первое, что подумала Кристина, увидев окровавленные борозды на руках Синдре.
Теперь Кристину тоже посещали вещие сны, чего с ней никогда не бывало раньше. И, просыпаясь среди ночи по несколько раз, она не сомневалась в реальности только что увиденного. Эта перемена потрясла ее до глубины души. Сны, конечно, были и раньше, но не такие яркие и осязаемые. Кристина чувствовала себя беззащитной перед глубинами собственного бессознательного и не знала, что с этим делать.
Она пыталась обсудить этот вопрос с мужем, но он не проявил интереса. Для него вещие сны давно стали частью религиозной жизни. Синдре умел отличать значимое от несущественного и, возможно, поэтому не воспринимал откровения жены всерьез.
Как-то в октябре Кристина увидела сон, от которого проснулась в холодном поту, напуганная и растерянная. Синдре к тому времени уже встал, она слышала, как он моется в ванной. Кристина положила голову на подушку и притворилась спящей, когда Синдре вернулся в спальню. Она оставалась в постели почти до восьми часов и, лишь когда Синдре ушел, спустилась к детям, которые завтракали на кухне.
Ясмин сразу поняла, что что-то случилось.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она. – Все в порядке?
Не будь Кристина так погружена в свои мысли, обязательно обратила бы внимание на странности в поведении Ясмины Лилья. Одно то, что норрландка заговорила с ней первой, можно было считать чудом. Но Кристина только отмахнулась и многозначительно посмотрела на детей. Ясмина кивнула.
Потом позвонили в дверь, и начался их обычный день. Одна за другой приходили мамаши, и некоторые из них так нервничали, что только не перебрасывали детей через порог, чтобы тут же удалиться. Время приближалось к обеду, и Кристина уехала на работу. Она устроилась на полставки в дом престарелых, и теперь четыре дня в неделю красный автобус отвозил ее в Альмунге, петляя среди лесов и маленьких рощиц. Кристина наслаждалась каждым мгновением этой дороги и самой работы, означавшей для нее – ни больше ни меньше – глоток свободы.
Именно поэтому и в тот вечер, лишь вернувшись из Альмунге и уложив детей, она смогла наконец улучить минутку, чтобы поговорить на кухне с Ясминой за чашкой чая.
– Сегодня ночью… – осторожно начала Кристина, – мне снилась свадьба.
Ясмина побледнела. Откинула челку со лба и вперила взгляд в собеседницу.
– Мне тоже.
– Правда?
– Я тоже видела во сне свадьбу, – кивнула Ясмина. – Здесь, в Кнутбю, в часовне.
Кристина открыла рот. Неужели им обеим приснился один и тот же сон? Нет, это не могло быть правдой.
– Я… – продолжала Кристина, – поначалу я не видела, кто венчается. Они стояли лицом к алтарю, спиной к людям, которых было очень много. Помню, еще музыку…
– Орган, – подсказала Ясмина.
Кристина кивнула и продолжила:
– Потом жених и невеста повернулись друг к другу, и я разглядела их профили. Поначалу мне показалось, что это Синдре…
– Но это был не Синдре, – перебила ее Ясмина. – Это были Господь наш Иисус и Эва Скуг.
Судя по звукам в отдалении, кто-то из детей пошел в туалет на втором этаже. Но потом заскрипела лестница.
