Но чем больше смеялись на переменах поклонники Синдре, тем сильнее его избивали по дороге к остановке.
Итак, в восьмом классе, спустя две недели после начала учебного года и возвращания в ад, Синдре решил, что пора действовать.
Все произошло в понедельник. Когда прозвенел звонок с последнего урока, Синдре изменил привычный маршрут и, вместо того, чтобы со всех ног мчаться к остановке, отправился гулять в школьном дворе. Гуннар нашел его не сразу, и тут началась охота. Не то чтобы Синдре удалось на этот раз скрыться от преследователей, но некоторую фору он получил.
Синдре повернул не направо, к остановке, а в противоположном направлении, в сторону центра и Кунгсгатан. Они нагнали его только у «Сюстембулагета»
[14]. Там на скамейке под деревом сидели четверо мужчин с коричневыми пакетами, в которых звенели бутылки.
– Какого черта ты задумал? – закричал Гуннар, порядком запыхавшийся за время погони.
Он покосился на мужчин под деревом, но тех, похоже, совершенно не интересовало, чем занимаются мальчишки.
– Эй ты, маленький засранец! – продолжал Гуннар. – Неужели ты думаешь от нас убежать? Это на твоих-то толстых ногах…
Тут Гуннар пнул Синдре так, что тот упал в канаву. Мужчины на скамейке заухмылялись. Спектакль обещал быть занятным.
Далее все повторилось как обычно – удары, тычки, насмешки. Под конец, когда Гуннар отвесил корчившемуся на земле Синдре такой пинок, что выбил весь воздух из легких и Синдре чуть не лишился чувств, один из компании на скамейке поднялся. Это был крупный мужчина, из-под его плаща выглядывал костюм, а руки были сжаты в кулаки.
– Парень должен уметь постоять за себя, – сказал он. – Этому нужно учиться.
Мальчишки поняли, что он говорит о Синдре. Но в этот момент Гуннар тоже узнал большого мужчину, которого выдал северный выговор.
– Ну, в общем… – пролепетал Гуннар, – мы просто хотели…
– А ты парень Свена, если не ошибаюсь? – повернулся к нему мужчина. Гуннар кивнул. – Ты тоже понял меня, что каждый должен уметь за себя постоять?
– Да… – протянул Гуннар.
– Поэтому я и оставил своего мальчика лежать, он не должен ждать помощи от старика-отца, – продолжал Харальд Форсман, который в тот день, как обычно, сидел на скамейке с приятелями возле «Сюстембулагета».
Неожиданно его тяжелый кулак взметнулся в воздух, и, оглушенный ударом в ухо, Гуннар тоже улетел в канаву.
– Так что ты сказал? – продолжал Харальд, почесывая руку. – Ты можешь постоять за себя? Или ты как твой бесхребетный отец, которому я тоже однажды начищу физиономию?
Гуннар лежал на земле и держался за ухо. По его лицу текли слезы. Компания его разбежалась, оставив Гуннара один на один с Харальдом Форсманом.
После этого случая Гуннар Лидстрём не трогал Синдре. О том, сказал ли Харальд что-нибудь отцу Гуннара, ни Синдре, ни Гуннар так и не узнали.
Этот случай пришел Синдре в голову в одно осеннее утро сразу после пробуждения. Синдре давно забыл о нем. Когда его спрашивали о детстве и отрочестве, он вспоминал школьные годы как радостные, беззаботные, что было, пожалуй, правдой, если не принимать в расчет период до того, как Гуннар потерял охоту над ним издеваться.
Синдре лежал в постели с закрытыми глазами. Он слышал, как рядом дышала Анна, как скрипели на ветру деревянные планки, которые всегда издавали такие звуки при минусовой температуре.
Ему всего-то был нужен план. Синдре позволил всему этому затянуться, окончательно запутавшись в цитатах, пророчествах и вещих снах. И каждым своим словом вплетал новую нить в эти сети. Чем быстрее крутился в них Синдре, попадая из одних женских объятий в другие, тем плотнее затягивался вокруг него кокон, так что теперь он едва мог дышать.
Пора было разорвать его, вырваться на свободу из ловушки под названием «Филадельфийская община Кнутбю».
Синдре нравилось проповедовать, но проповеди составляли лишь малую часть его работы. С самого начала он упивался ролью пастора, смаковал каждое мгновение всеобщего поклонения. И вот сегодня на церковных скамьях врагов у него почти столько же, сколько друзей.
«Пора уходить», – думает Синдре, отбрасывая одеяло перед тем, как выйти в туалет.
Он не стал зажигать свет в туалете, продолжал размышлять в темноте. Собственно, что мешало Синдре просто исчезнуть и начать сначала где-нибудь в другом месте? Деньги, конечно. Мысль сама по себе стоила того, чтобы присмотреться к ней внимательнее, но и продажа части дома, где жил Синдре, не покрывала той суммы, которую он занял у матери Петера. С другой стороны, что терять человеку, не имеющему ни денег, ни имущества? За что держаться?
Еще в школе он пошел по одной дороге с Господом, но и тот не защитил его от побоев и домогательств. Потому что Господь не всегда вмешивается в земные дела напрямую, но если примешь решение действовать на свой страх и риск, то можно заручиться его благословением.
Микаэла не думала никуда возвращаться, и сам Синдре не мог сдвинуть ситуацию с мертвой точки, – слишком хорошо помнил историю с протоколом вскрытия тела Кристины. В то же время надо было что-то делать. Как и тогда, в школе, Синдре был нужен план.
Он нажал на слив и вернулся в постель. Лег на живот, подперев руками голову, в ожидании, когда проснется Анна Андерсон. Похоже, сквозь сон она почувствовала его пристальный взгляд, потому что пару минут спустя открыла глаза.
– Если бы Господь того пожелал, – прошептал Синдре, – если бы ты была уверена, что того требует Его высшая воля, могла бы ты убить, чтобы помочь Ему?
Анна едва проснулась. Она не поняла, спрашивает ли Синдре по-настоящему или это не более чем игра, проверка. В конце концов Анна решила, что Синдре имел в виду демонов, которые его мучили.
– На что ты готова пойти, чтобы заслужить Его милость?
– На что угодно, – сквозь сон пробормотала Анна. И тут же продолжила, не задумываясь над словами: – Я в руке Господа, и Он во мне. Я не буду противиться Его воле и сделаю ради Него все.
Это прозвучало как мантра, которую Анна, похоже, часто про себя повторяла.
Синдре улыбнулся. Этого было достаточно.
– Помнишь Авраама? – спросил он. – Первая книга Моисея, двадцать восьмая глава? Я имел в виду это.
Конечно, Анна не помнила, но Синдре не сомневался, что она перечитает упомянутую главу при первой же возможности.
57
– Сколько их сегодня?
– Человек пятнадцать-двадцать.
– Это совсем неплохо?
– Да.
Люди встречались у некоего Винде, жившего в большом доме возле Народного парка, чтобы вместе вознести молитвы за возвращение Фирцы. Так продолжалось вот уже четыре месяца. Иногда приходило не больше дюжины, но в последнее время число молящихся все чаще проближалось к двадцати. Руководил этими собраниями Андерс Вестман, он же регулярно отчитывался перед Петером.
