Иногда дети возвращались из гостей не одни, а с друзьями, и комнаты оглашались грохотом и криками. Микаэла запиралась у себя, Синдре уходил в кабинет, и оба возвращались, только когда все стихало. Микаэла совсем не была настроена убирать кавардак, который оставляли после себя дети, ведь они были не ее. Синдре тоже отказывался выполнять работу жены. Оба супруга заняли в этом вопросе принципиальную позицию, поэтому дом быстро погружался в хаос.
Новый год выдался не легче. За рождественскую неделю пасторское жалованье утекло как сквозь пальцы, поэтому не могло быть и речи о фейерверках в новогодний вечер или омарах на семейном столе. Впрочем, Форсманам не пришлось особенно себя ограничивать, поскольку Новый год встречали вместе с другими обитателями Грестакюллена. Но дети и здесь не дали расслабиться.
Антон и Ирис с вечера мучились желудком. В итоге на двенадцатом ударе часов Синдре занимался в ванной больным Антоном, а Микаэла за столом шипела на Ирис, которая все время хныкала и хотела к папе.
Так Форсманы встретили Новый год, и это непременно должно было во что-то вылиться.
Собственно, с чего все началось? Синдре не знал, они с Микаэлой как будто все время пребывали в состоянии ссоры. Едкие слова били, словно ядовитые стрелы из духовой трубки, замечания ранили, но супруги умели вовремя отступить и редко доводили дело до открытого конфликта. Меньше всего Синдре был заинтересован в том, чтобы сестра Микаэлы или кто-нибудь еще распускали о нем слухи как о скандалисте. Когда нависала угроза, он уходил в себя и замолкал. До сих пор это оставалось лучшим способом избежать размолвки.
Но на этот раз напряжение держалось на максимуме с начала выходных, и для взрыва было достаточно малой искры. Что именно это будет – масляное пятно на кухонном полу, пролитый на стол лак для ногтей или грязный унитаз, – не имело никакого значения.
Время было позднее, поэтому дети спали. Синдре и Микаэла сидели в гостиной на первом этаже. На столе стояла почти пустая бутылка красного вина, из которой Синдре выпил не более половины бокала.
– Тебя не учили, что для начала полагается сказать какой-нибудь тост? – вдруг спросила Микаэла, которой алкоголь, как всегда, придал храбрости.
– Да, конечно, – ехидно усмехнулся Синдре. – Особенно когда пьешь с такой изысканной дамой.
Микаэла вспыхнула и оглядела себя. Она была все в тех же фланелевых брюках и футболке, которую испачкала кетчупом во время обеда пару часов тому назад.
– Будь ты единственным мужчиной в Кнутбю, и тогда не стала бы ради тебя прихорашиваться.
– Конечно, дальше Кнутбю твои горизонты не простираются.
– Откуда такая уверенность? – возмутилась Микаэла. – Что ты вообще обо мне знаешь?
– Об этом всем было известно еще в «Веббюне», – вздохнул Синдре. – Один я никак не мог поверить, что за всем этим действительно ничего нет.
– А ты умный, да? – почти закричала она. – Считаешь себя лучше других?
– Нет.
– Да! Я же вижу, – оживилась Микаэла и, понизив голос, добавила: – Думаешь, я не знаю?
– Ты о чем?
Микаэла подскочила:
– О следах на снегу, которые я нахожу каждое утро. Об этом вы ночью не думаете, да?
– Какие следы?
– Возле террасы. Она ведь заходит через террасу, правда? Входная дверь закрыта.
– Кто заходит? О ком ты говоришь, Микаэла?
Синдре почувствовал, как его затрясло изнутри. Это были не пустые подозрения, она и в самом деле все видела.
– Какой ты отвратительный, Синдре. – Микаэла поморщилась. – Я даже рада, что неинтересна тебе как женщина. Ты грязный… думаю даже, больной.
– Что ты такое мелешь?
– Ха-ха! – развеселилась Микаэла. – Привет, господин Гонорея!
– Слушай, не будь ребенком. Хотя у тебя, наверное, не получится…
Но Микаэла не дала ему перевести разговор в другое русло.
– Интересно, Петер знает? – спросила она.
– Ну хватит! – не выдержал Синдре.
Она только рассмеялась в ответ. Микаэла нащупала больное место и не желала так просто отступать.
– А Эва? – возвысила она голос. – Хотя они, конечно, узнают со временем, как пастор Форсман утешает золовку Фирцы… Что если я прямо сейчас пойду и расскажу им об этом? Прямо сейчас, а?
Он подошел к дивану, на котором она сидела. Микаэла инстинктивно пригнулась, как будто ждала удара, но Синдре взял себя в руки.
– Ты зашла слишком далеко, – только и сказал он.
Невероятным усилием воли Синдре удалось выдержать невозмутимый тон.
– Оба мы не вполне трезвые, – здесь Синдре лгал, он, по крайней мере, был трезв как стеклышко. – Такие вещи обсуждают на свежую голову и, во всяком случае, не ночью. Проблема требует решения, здесь я с тобой согласен, Микаэла. Но мы займемся этим позже, ладно?
Синдре рассчитал правильно. Микаэла увидела перед собой не разъяренного мужа, а заботливого отца, поучающего дочь, и тут же растеряла весь свой гонор. Она еще протестовала, но как-то неуверенно. Синдре помог ей подняться с дивана, поцеловал в лоб и отправил в кровать. А сам уединился якобы для молитвы и размышления.
Он прислушивался, пока под ее шагами не заскрипели ступеньки. Теперь Микаэла была наверху и не смогла бы спуститься обратно бесшумно, поэтому Синдре почувствовал себя в безопасности.
Для начала он взял со стола телефон и отправил первое сообщение:
«Любимая, не приходи сегодня ночью. Я страшно скучаю по тебе, и ты мне снишься, но сегодня я буду спать наверху. Спать – не более того. Увидимся завтра. Целую и люблю».
Синдре отправил это Беттан, а потом пошел в кабинет и достал свой второй мобильный, который хранил в одном из ящиков письменного стола. Сообщение, которое Синдре отправил с этого телефона, было гораздо короче:
«Первый – наш долг и необходимость. Второй – любовь».
Анна Андерсон должна была догадаться, что речь идет о двух надгробьях из его сна.
68
В пятницу девятого января состоялось первое в этом году пасторское совещание на дому у Пера и Ирмы Флудквистов. Правда, Пер сообщил накануне, что Эвы и Петера Скугов не будет – они уехали на праздники в Лондон. Синдре не мог припомнить, чтобы Петер говорил ему что-нибудь насчет Лондона, и, в конце концов, решил, что супруг Эвы просто решил немного развлечься в обществе Лилиан. Когда же Пер подтвердил, что Лилиан Грёнберг и Людвиг Странд тоже отбыли со Скугами, все встало на свои места. Супруги Скуг отправились в путешествие, прихватив любовницу и любовника, причем трое из четверки были пасторами общины Кнутбю. Синдре задался вопросом, знает ли Петер об услугах, которые оказывает Фирце Людвиг Странд, и пришел к выводу, что между ними наверняка все давно сказано и приведено к общему согласию.
