Вообще к зелененьким привыкли подозрительно быстро. Но временами вспоминали, что между ними и людьми пропасть. Им, троим, вся их жизнь была в диковинку и в то, что они о себе рассказали, верилось с трудом. Наверное, их рассказы о себе, уложилось в голове только у Машки. Кирилл и Макс из всего этого поняли, что закрой зелененьких в закрытой банке – не пропадут. Их кожа имела пигмент, подобный хлорофиллу, который усваивал углекислый газ, и вырабатывал кислород, регенерируя поврежденные клетки. На свету в листве они были менее заметны, а в темноте бледнели. Молодые гуманоиды имели окрас салатовый, старики с возрастом становились буро-зелеными с желтоватым или красноватым оттенком, как вся растительность по осени. В организме их жила какая-то микроскопическая хрень, усваивая тот самый углекислый газ и освобождая кислород. Она-то и светилась, когда зелененькие были перевозбуждены или чем-то взволнованы, и именно ее они подсеивали в рану.
И гордились.
Их симбиотический дружок пользовался в галактике огромной популярностью, как наилучший медицинский препарат от всех хворей. В человеческом организме зелень в большинстве своем через какое-то время погибала, но что-то оставалось и дремало до тех пор, пока организму не требовалась помощь. Стоило спорам попасть в то место, где начиналось омертвение тканей, как бактерии тут же брались за дело, образуя нечто вроде смолы, которая становилась тканью в соответствии с генетическим кодом.
Жизнь их у себя дома была не сахар. Планета то и дело впадала из крайности в крайность, вращаясь на орбите двойных звезд. То она оказывалась между двумя солнечными дисками, когда вскипали океаны и пересыхали реки, то до обеих звезд было так далеко, что оставалось впасть в спячку, как впадают в спячку лягушки, змеи, и прочие холоднокровные. Снежные зимы укрывали планету многометровым слоем снега, скрывая под собой самые высокие деревья и огромных животных, подобных стотонному маменхизавру. Вся планета впадала в зимнюю спячку. У них даже рыбы умудрялись зарыться в песок куда поглубже, чтобы пережить тяжелые времена, или замерзала во льдах, не пугаясь, что ее раздавит. Зато в периоды, когда планета была сбоку от звезды, все живое плодилось и размножалось в пышном великолепии, о котором другие планеты могли лишь мечтать.
И еще одна особенность: живность и растительность с их планеты легко приживалась в любом месте, не теряя своей жизнеспособности даже в открытом космосе, тогда как завезенная извне вымирала в тот же год, который был равен примерно десяти земным годам. Так и жили: восемь земных лет благоденствия, полтора года арктической зимы и полгода знойной засухи.
Сами по себе зелененькие были всеядны, используя в пищу все, что имели под рукой. Не боялись потерять конечность – калеками они оставались недолго. Жили долго, восемьсот земных лет, но плодились редко. Сначала женщина откладывала священное оплодотворенное яйцо с живым зародышем, в котором просматривались ручки и ножки, потом отец и мать по очереди вынашивали яйцо в кожистой сумке, с первых дней прививая зародышу правильное мышление. Следующий несколько лет заботливые родители обучали его всем премудростям выживания. Еще столько же он постигал науки и философию, оставаясь при родителях. И только через сто пятьдесят земных лет его считали совершеннолетним, когда он мог самостоятельно принимать решения. Умереть они не боялись, считая, что смерть освобождает их из телесной темницы.
В общем, жили зелененькие в согласии с собой, природой и космосом. Поверить, что им по сто пятьдесят лет, опять смогла только Машка. Судя по наивной доверчивости и простодушию, жизни их никто не учил, или развитие шло каким-то другим заторможенным путем.
– Что ж вас сюда-то занесло? – размечтался о долголетии Макс, исследуя занозу в пальце, с удовольствием подставив оный под плевок. – Жили бы у себя в раю!
– Природа человека так устроена, что он ищет и отдает, – завел один из зелененьких философскую муть. – Цивилизация – это не красивые дома, напичканные техникой, а люди, которые испытывают потребность творить и делиться творениями с себе подобными. Художник, который пишет картину порывом, не будет полностью удовлетворен, если оставит ее себе. И поэт, и изобретатель. И нам, построившим свою цивилизацию, хочется дарить ее вселенной. Мы отдаем и получаем, рассматривая другие цивилизации, как творения искусства. Но, чтобы понять творение иного разума и оценить по достоинству, нужно научиться чувствовать глубину и красоту так же, как те, что ее построили. Мы коллекционируем цивилизации, собирая их достижения. Но одно дело смотреть на заставшее творение, а другое – видеть, как она живет, дышит, поднимается и падает, и эпохи, в отличии от порядка на нашей планете, сменяют одна другую.
Глубокая философия. Крыть было нечем. У этих зелененьких ни войн, ни революций, никаких потрясений, а гости и колонизаторы выметывались самой природой.
Наверное, такой взгляд был правильным, но мысли землян не привыкли летать так высоко. В самой постановке ответа вроде бы ничего нового, но не часть тебя, и хоть ты тресни.
Хотя…
Если раньше казалось, что стоит выйти в гуманоиды, как вот они – широкие перспективы. Но после бесед с зелененькими все трое вдруг почувствовали какую-то ответственность.
Умели они убеждать…
И не лишним оказалось узнать о космических порядках.
Оказывается, чтобы прилететь на обитаемую планету, кроме прививок, требовалось разрешение. Получить его можно было лишь после сдачи экзамена по культуре и праву. Само разрешение проставлялось в специальном чипе-паспорте, который должен был иметь всякий, собирающийся куда-то лететь. Каждая планета жила своей особенной жизнью, стараясь сохранить индивидуальность, чтобы оставаться интересной для галактики.
Земля, и еще сотня подобных ей закрытых планет, пользовались особой обратной популярностью – как не надо жить. Весь мир, миллионы лет бороздивший просторы космоса, дивился стремлению землян выйти в этот самый космос, после того, как отказался радоваться ему, как все нормальные абстрактномыслящие. И весь мир, живя в согласии с Законом, пытался понять, откуда у землян такая идея-фикс построить светлое радостное будущее для всех и для каждого, после того, как сам закон мирового порядка, и тот, кто его установил, были объявлены вне закона.
– Значит, Страж был прав, – помянул кота Кирилл. – Он то же самое сказал.
– Ну, понятно, – согласился Макс. – А как долго нас будут здесь держать?
– Пока не найдем смысл, – ответил один из зелененьких. Это четверо, хоть и допускали мысль, что их тут бросили плодиться и размножаться, все же надеялись, что это испытание для абитуриентов.
– Какой смысл? – тупанул Макс, обретая второе дыхание.
– Смысл, для чего нам это нужно. Или наоборот, не нужно.
– Раньше мы думали стать искателями, собирать новое, – добавил второй зелененький. – А теперь, когда встретили вас, жить в мире, стать частью культуры вселенной, подняться в глазах других народов. По нам будут судить о нашем народе.
– Высокой целью задались, благородной, – согласился Макс.
