Легкая тень мелькнула по лицу старика:
– Да, а через год и ты вернулась ко мне. Так что, немного разума, немного терпения – и все налаживается так, как нужно, – проведя психологическую подготовку, Прокофий Климентьевич резко перешел к делу. – Тебя как будто втягивают в опасную игру? Кто?
– У меня ощущение не просто кризиса, а катастрофы. Возможной катастрофы, – поправилась Виктория. – Ситуация в Доме просто закипела. Все, кого я как будто неплохо знала, разительно переменились. Мне словно приходится знакомиться с людьми заново…
– Что же ты хочешь! Происшествие из ряда вон, – заметил Прокофий. – Для каждого в отдельности и для всех вас вместе – испытание на прочность. Точнее на вшивость – как говорили в прежние времена.
Виктория заботливо поправила плед у него на коленях:
– И не только это… Мне кажется, кто-то решил сыграть ва-банк. История с убийством – лишь показатель всей этой нестабильности. Сейчас от небольшого, по сути, толчка могут произойти глобальные события.
Старик смекнул, куда она клонит:
– Кто-то решил предать команду и разыграть собственную карту?
– Мне кажется, так.
– Ты знаешь, кто? – он посмотрел на Викторию каким-то новым взглядом; внучка быстро росла в его глазах.
– Нет, но это может быть почти любой.
– Так, так… – Прокофий задумался.
– Президенту грозит реально проиграть выборы, все об этом знают. И это, вне всяких сомнений, означает смену строя в России, несмотря на все заверения демократов о необратимости реформ… Внутри администрации идет война. Из-за бездарного ведения дел в Чечне под удар сейчас становится министр обороны, вместе с ним попадают под удар Секретарь совета безопасности, Минфин, МВД, ФСБ, – никто не знает, кого принесут в жертву, никто не знает, на кого ставить в предвыборной гонке.
Обстановка напряженная, а люди растеряны. Но главное, что-то неладно в этой истории с убийством…
Старик отставил пустую кружку на стол:
– Тебе кажется, что это спланированная акция?
– Трудно такое предположить. Такую акцию почти невозможно провести. Но этот скандал все пытаются обратить друг против друга. Я просто чую эту подспудную возню, – через несколько дней этот нарыв прорвется и грызня пойдет в открытую. Полетят головы.
– Ты пытаешься вычислить, чьи?
Виктория напряженно посмотрела на деда:
– Я боюсь, что кто-то попытается обратить ситуацию против Президента.
Прокофий Климентьевич толкнул рукой ворох свежих газет на тумбочке:
– Да этого сколько угодно, только об этом и кричат.
Девушка кивнула:
– В газетах только крик. Но вот кто-то из своих может подставить Президента всерьез. И я даже не сомневаюсь, что попытается это сделать.
Старик взглянул на нее хмуро:
– Послушай, девочка, перестань ходить вокруг да около. Что предприняла лично ты? – Прокофий Климентьевич был человек проницательный и хорошо знал людей. – Ты, похоже, ввязалась в эту бойню. На чьей стороне?
Виктория решилась:
– На своей собственной.
Лицо старика окаменело:
– Ты осознаешь, что это самоубийство? Какие шаги уже сделаны?
Девушка полезла в сумочку:
– Вот фотография, снятая в день убийства, на ней Смоленцев и Липкин.
– Вижу. Это держатель партийной кассы. Думаешь, он пытался перекупить Смоленцева?
Виктория пожала плечами:
– Важно, что так считает Принцесса.
– Откуда ты знаешь?
– Я допросила ее сегодня…
Старик хмыкнул:
– Допросила Принцессу… Каково!
– Похоже, она считает, что Смоленцев получил слишком выгодное предложение, от которого нельзя отказаться, и собирался шантажировать ее и Президента. У Принцессы об этом прямо написано на лице… Она передала мне список требований Смоленцева, вот он.
Прокофий Климентьевич просмотрел список с подписью Смоленцева.
Губы его плотно сжались. Он нервно потер себе подбородок:
– Ты хоть представляешь себе, девочка, какую бомбу держишь в руках?
– Да.
– Зачем она тебе? Чего ты хочешь для себя?
– Если говорить честно, то я не хочу быть игрушкой в чужих руках. Возможно, даже – не в чистых руках. Имею я на это право? Хочу сделать свою собственную часть дела, хочу на полных правах участвовать в игре… Хочу разобраться в этом клубке. И принести на своем месте пользу.
Дед кивнул… как будто одобрительно:
– Понятно. Ты просто боец. Без страха и упрека. Увидел бой и ввязался в него. Как оцениваешь свои шансы?.. Как думаешь, быстро твою деятельность засекут?
Виктория ответила не сразу:
– Сейчас все заняты своим, на меня у большинства просто не хватит зрения. Выворачивая камни, мелких сошек не замечают. Я надеюсь, что у меня в запасе – весь завтрашний день. Разве этого мало?
– От кого Елена получила информацию о Смоленцеве?
– Думаю, от отца.
– Почему?
– Принцесса должна была вчера устроить ему аудиенцию, – девушка показала на список, – чтобы принципиально решить его вопрос.
– Вот как, – вскинул брови Прокофий. – Значит, все сходится на Кожинове?
Виктория тихо ответила:
– Да. Он информирует Президента.
– Дай мне сигареты.
Виктория безропотно подчинилась. Прокофий Климентьевич с наслаждением закурил.
Потом рассудил так:
– Не все концы сходятся. Сейчас Кожинов узурпирует следствие, чтобы придать ему сугубо уголовный характер. То есть защищает Президента.
– Я только день веду расследование.
– И у тебя есть еще один, как ты полагаешь. Тебе надо найти союзника, – Прокофий Климентьевич тут взглянул на внучку лукаво. – Что поделывает сейчас твой майор?
– Я встретила его сегодня случайно у заместителя Смоленцева… – призналась Виктория и осеклась. – Постой-ка, дедушка, а ведь он с сегодняшнего утра отстранен от дела по настоянию Кожинова.
Прокофий усмехнулся:
– Значит, он, как и ты, идет по следу. Возможно, даже на свой страх и риск. Не думаю, что Щербаков станет всерьез прикрывать его. Не та у генерала должность… Майор, скорее, сам по себе. Я его сразу понял: он из рыцарей-одиночек… Вот тебе и ответ. Попробуй обратиться к нему.
Однако у девушки были сомнения:
– А что, если он разыгрывает какую-то хитрую карту ФСБ?
– Мне представляется, Вика, что он просто пытается в первую очередь раскрыть убийство. Я бы во всяком случае на его месте так себя и вел. И тебе это на руку в твоем сегодняшнем положении. Каков твой план на завтра?
