Мы познакомились. Евгений Сергеевич Станкевич показался мне на редкость добродушным, весёлым и открытым человеком. Он был филологом, специалистом по французскому и немецкому языкам, и преподавал сразу в нескольких университетах. Узнав, что я историк по образованию и пишу диссертацию, эмоциональный и чрезвычайно общительный Станкевич сразу бросился обсуждать тему моей кандидатской работы. С удовольствием поглощая остатки штруделя, не менее увлечённо он обсуждал проблемы средневековой ментальности, иногда соглашался со мной, но чаще мягко, но твёрдо поправлял меня и высказывал особое мнение. Последнее происходило так просто, незаметно и по-доброму, что я не хотел и не мог устраивать абсолютно ненужную полемику, лениво соглашаясь или, скорее, делая вид, что соглашаюсь, с доводами Станкевича. Тем не менее я не мог не оценить то, что отчим Карины был очень начитанным и образованным человеком и мог с лёгкостью высокого интеллектуала поддерживать игру мыслями и знаниями даже на чужом поле.
В то время как двое мужчин за бокалом вина обсуждали такие далёкие и такие отвлечённые темы, Карина с улыбкой молча наблюдала со стороны за нашим разговором. Я осторожно следил за ней. Казалось, она была здесь с нами, но в то же время где-то далеко – в мечтах, грёзах, может, в будущем. Взгляд её голубых глаз был задумчив и спокоен.
– Кстати, Руслан, – вдруг заметил Станкевич, – раз уж вы интересуетесь историей средневековой Европы, я хочу показать вам одну любопытнейшую книгу. Она вас должна заинтересовать, – сказал Станкевич, допивая свой бокал вина. – Пойдемте ко мне в кабинет.
Я вновь оказался в комнате отчима Карины. Небольшая комната была практически полностью заставлена книжными шкафами до потолка. Книги лежали и на диване, на столе, на подоконнике. Без сомнения, Станкевич был большой библиофил, и библиотека составляла для него особый предмет гордости. Он стал лихорадочно искать книгу какого-то французского автора, фамилию которого я не запомнил и творение которого Станкевич хотел мне обязательно порекомендовать. Когда он рылся в стопке книг на подоконнике, я с интересом рассматривал содержимое его книжных шкафов. Тут было всё. Классическая художественная литература в многотомных изданиях, современные авторы в мягком переплёте, книги по филологии и языкознанию, гуманитарная научная литература, энциклопедические словари и даже технические пособия. О многих книгах я знал, некоторые я читал, но большинство я видел впервые. С любопытством изучая корешки изданий, я вдруг натолкнулся на знакомое название. «Рыцари Храма»… Автоматически вытащив книгу, я стал её с любопытством рассматривать. То самое редкое издание, только без грифа для служебного пользования и штампа библиотеки.
– Руслан, никак не могу найти эту забавнейшую книжку. Но обещаю завтра же провести у себя ревизию и всё-таки откопать её… – Станкевич наконец отвлёкся от стопок своих книг на столе и посмотрел на меня. – Вижу профессиональный подход настоящего историка, – заметил он, увидев в моих руках книгу. – Очень редкая книжка, не во всех научных библиотеках она есть.
– Всего несколько дней назад мне пришлось это узнать, – ответил я. – Я с трудом её нашёл.
– Интересуетесь историей тамплиеров?
– Стал интересоваться. В последнее время.
– Любопытнейший исторический сюжет и великая тайна. Хоть в истории и много таких странных страниц, но орден Храма всегда остаётся особой темой.
– Приятно удивлён, что такая редкая книжка есть у вас.
– Ну, этому удивляться надо меньше всего.
Я с интересом посмотрел на Станкевича.
– Автор этой книги был моим хорошим знакомым.
– Вы говорите об Андрееве? – неуверенно спросил я.
– Нет, этот напыщенный академик не написал в этой книге ни одной страницы. Эта ужасная традиция использования научным руководителем своего положения!.. Я говорю о Полуянове.
– Вы были с ним знакомы?! – с удивлением воскликнул я.
– Да, мы даже были дружны в молодости, – сказал Станкевич, обратив внимание на мою живую реакцию, и добавил: – Он был отцом Карины…
Я не сразу понял слова Станкевича. Неподвижным, остолбеневшим взглядом я смотрел на него, не пытаясь даже маскировать своё изумление от услышанного. Наверное, у меня было слишком ошеломлённое выражение лица, потому что Станкевич на мгновение даже смутился той реакции, которую произвёл своими словами.
– Полуянов – отец Карины? – выдавил я из себя вопрос, который был адресован скорее самому себе, нежели с нескрываемым беспокойством наблюдавшему за мной Станкевичу.
– Да… – настороженно ответил Станкевич. – Это старая и странная история… – попытался он объяснить. – Карина практически не знала своего отца… Она вам не говорила об этом?
– Нет. – Я был очень взволнован и пытался в своей голове совместить воедино то, что, казалось, никогда не должно было быть вместе – Карина и Полуянов, моя девушка и почти мифический персонаж советской историографии, вытянутый на свет историей средневекового ордена.
– Её отец, Вячеслав Полуянов, – продолжил Станкевич, – пропал двадцать лет тому назад. Уехал в командировку за границу и исчез. – Станкевич чувствовал себя сейчас особенно неуютно как от темы разговора, так и от того, что его слова странным образом произвели на меня такое заметное воздействие. – Одно время мы думали, что он сбежал на Запад… Вы понимаете, в те времена это было совсем не редкостью… То есть, я хочу сказать, что бежали многие, бежали по-разному, и с этим были связаны очень драматические и трагические истории личной жизни людей… Хотя, хочу вам сказать, я с самого начала исключал то, что Вячеслав мог бросить жену, ребёнка и вот так скрыться. Не тот был человек Слава. Я его всегда уважал и высоко ценил его профессиональные и личные качества. Он был учёный с большой буквы. Пытливый ум, талант исследователя, способность в любой, даже самой развёрнутой теме найти нечто особенно интересное и неоднозначное. Он умел ставить вопросы и пытался находить на них самые неожиданные ответы.
Станкевич на минуту замолчал.
– Лена очень любила его, – сказал он, вытащил сигарету и нервно закурил.
Я понял, что речь идёт о маме Карины. Было трудно прийти в себя, в голове всё перемешалось: телевизионная передача о тамплиерах, книга Андреева и Полуянова, встреча с Кариной, которая оказывается дочкой человека, странная полулегендарная фигура которого с необходимостью возникает в моей жизни всё снова и снова.
– …ей легче было поверить в то, что Слава пропал без вести или погиб, чем в то, что он бросил её и их маленькую дочку, – говорил Станкевич. – Она ждала его десять лет. Мы думали, что, если он жив, он должен был дать о себе знать. Но все надежды были тщетны. Он так и не объявился…
– Вы знаете об обстоятельствах исчезновения Полуянова? – спросил я неуверенно.
Прежде чем ответить, Станкевич пристально посмотрел на меня, видимо, решая про себя, стоит или не стоит говорить мне вещи, о которых, может быть, лучше и не рассказывать малознакомому человеку.
