Последнее прощальное письмо Сергея Верхова… Я сложил страничку пополам и аккуратно положил её в конверт. Это были его последние слова, которые он успел сказать – и сказал он их мне, сказал, чтобы предупредить и помочь. Я закусил губу, в груди тоскливо заныло от внезапного, сдавливающего чувства вины.
Я взял в руки два других листка бумаги. Один из них, завёрнутый в полиэтилен, сразу привлёк мое особое внимание. Древняя, сильно пожелтевшая от времени бумага, удивительным образом сохранившая выцветшие местами чёрные чернила. На этом листе аккуратным, красивым почерком было написано письмо на латыни. Слабый в латыни, я оглядел весь лист, обратив внимание, что вверху оно было адресовано «Барону П.», а внизу стояли имя написавшего письмо и дата: «Гийом де Ногаре, 13 октября 1307 года». Для секретного послания было очень откровенно и смело так открыто поставить своё имя и дату. Полная уверенность в том, что письмо попадёт в те руки, которые и предназначено? Тогда почему адресат указан не полностью? Неужели его имя настолько тайно, что даже в таких письмах его нельзя указывать.
К письму Ногаре прилагался лист бумаги с переводом. Страница с переводом, напечатанная на пишущей машинке, тоже успела состариться и пожелтеть. Было видно, что перевод был сделан не вчера. Об этом свидетельствовали и две даты: одна, напечатанная на машинке, как и сам перевод, относилась ко второму сентября 1954 года, а другая, написанная красными чернилами, – к февралю 1968 года. Скорее всего, к Андрееву перевод попал вместе с оригиналом в то время, когда Полуянов передал ему и сам текст. На полях от руки стояли пометки, сделанные красной чернильной ручкой. Я стал читать перевод:
«Приветствую Вас, мой любезный друг!
Спешу Вам сообщить, что всё закончено. Охота прошла на редкость успешно, Тампль пал без сопротивления. Как Вы и предполагали, всё свершилось быстро и без лишних осложнений. Тамплиеры во главе с Великим Магистром покорно подчинились судьбе, нашему с Вами плану и воле Бога. Да будет так!
Наш Филипп сначала был рад этому обстоятельству, как маленький, злой, шаловливый ребёнок, увидевший наказание и унижение своего строгого учителя, абсолютно обескураженного и обезоруженного случившейся несправедливостью. Радость его сменилась необычайным разочарованием и досадой, когда размер ожидаемых богатств сокровищницы Храма оказался совсем не тем, который он хотел обнаружить. По сути своей простой разбойник, он и не догадывался, что уже больше никогда не найдёт того, к чему так сильно стремился, – богатства и власти. Всё самое ценное исчезло. Не оказалось в хранилище и Его – уже никогда рука недостойного не сможет прикоснуться к Божьему дару. И уже сейчас, я полагаю, Вы сделали всё, чтобы сохранить Его покой, определив надёжное место для хранения реликвии.
Откровенно приятно чувствовать себя тайным орудием судьбы, когда окружающие тебя люди, опираясь на свои пожирающие душу страсти, с закономерной неизбежностью делают то, что задумано другими, и самонадеянно мыслят это выражением своей воли. И это нельзя назвать злым умыслом бесцельного уничтожения. В падении, идя на жертвы, мы обретаем силу нового возрождения.
Я чувствую эту таинственную силу и приветствую её появление, как вернувшаяся из тёплых краёв птица с упоением встречает и восхваляет пьянящее обновление весны. Я верю, жертвы не напрасны, ибо великое начало и великая цель, сохранённые нами сегодня, должны принести свои плоды в будущем. И пусть даже в нашей борьбе пострадают невинные – в этом они найдут спасение, ибо жизнь есть мучение и зло, и только наша бессмертная душа в подвиге отречения от мира должна обрести своё вечное пристанище у Бога. Так оно и будет, так учили добрые люди, истинно совершенные.
Я вижу себя победителем. Тысячи в мучениях вырванных из темниц своих тел и воссоединившихся с Богом ангельских душ не могут осудить меня и принесённые мною жертвы. Я сделал то, что должен был сделать. И хотя мой путь ещё до конца не пройден, моя душа, жаждавшая справедливости и отмщения, впервые спокойна. Именно я, Гийом де Ногаре, первым покарал главу ложной церкви, и я же стал гробовщиком одного из любимейших детищ Рима – ордена Храма. Я сделаю большее – я убью идею римского воинства, я растопчу его память, я сделаю и короля, и папу предателями, показав их истинное лицо великой истории. И хотя моё имя станет символом злого умысла, сохранённая и согретая немногими посвящёнными истина по справедливости оценит мои замыслы и дела мои.
Да восславится имя Господне, да воссияет справедливость и чистота истинной Небесной церкви! Memento Finis.
Посланник, который передаст Вам это письмо, нем и всецело предан мне. Тем не менее, его судьба полностью в ваших руках.
В ожидании скорой встречи в Париже и с молитвой во славу великого дела.
Гийом де Ногаре».
Я откинулся в кресле, с волнением рассматривая лежащие передо мной бумаги. Я держал в руках историческую бомбу, взрыв которой в одно мгновение может уничтожить принятое в мировой науке объяснение трагического финала ордена Храма. И если всё, что написано в старом письме, правда, теория заговора может торжествовать – документ со всей очевидностью показывает, что богатый и могущественный орден крестоносцев пал жертвой банального сговора, в коем король Филипп стал лишь исполнителем чужого замысла. А тихий и незаметный заказчик, о наличии которого сам исполнитель и не подозревал, не просто стоял в стороне, он, видимо, изнутри готовил погибель ордена. И судя по тому, что написал Ногаре, этим заказчиком была секта катаров, которая к тому времени по официальным источникам уже давно прекратила своё существование.
Катары (от греческого katharos – чистый), или, иначе, альбигойцы (по имени одного из центров ереси – город Альби), представляли собой средневековую христианскую секту. Это еретическое движение принадлежало к числу новоманихейских религиозных учений и в XI – XIII веках получило очень широкое распространение на юге Франции и в Северной Италии.
Катары были наследниками исповедовавших дуализм религиозных сект, которые с завидной настойчивостью появлялись на протяжении первого тысячелетия истории христианской церкви. Дуализм, как особое мировоззренческое направление, утверждал сосуществование и жёсткое противопоставление двух начал, доброго и злого. Это было характерно для многих дохристианских древних философских и религиозных течений, но особый характер эта теория приобрела именно с распространением христианства. Официальная христианская церковь всегда с особым рвением боролась против дуалистических ересей, именно в них видя самого опасного своего врага, врага, который наделял зло особой самостоятельной ролью и откровенно подрывал идею божественного всемогущества и теорию спасения, уничтожая сам смысл существования церкви.
По мысли провансальских катаров и итальянских патаренов, весь материальный мир был созданием не Бога, а дьявола. Человеческое тело, как оболочка божественной души, есть её темница, и цель любой божественной сущности состоит в разрушении пут и оков материального мира и соединении с Богом. Но совсем не любая человеческая душа могла после смерти тела достичь Бога, ибо отягощенная дьявольскими желаниями материального мира, она была того не достойна. Веря в переселение душ, катары считали, что несовершенная душа после разрушения одной темницы перебиралась в другую, тем самым множа цепочку материальных превращений и обостряя свои жизненные мучения. Для того чтобы прекратить это бесконечное хождение по мукам, душа должна была отказаться от всех искушений материального мира и полностью очиститься. Полному очищению способствовал особый обряд – consolamentum (утешение). Приняв consolamentum, последователь катаризма становился совершенным, и теперь его душа после гибели тела должна была соединиться с Богом. С этого момента он не мог иметь никакой собственности, состоять в браке или иметь какие-то отношения с противоположным полом, питаться едой животного происхождения, давать клятвы, лгать и оставаться в одиночестве. Вся жизнь совершенного должна была быть посвящена молитве и проповеди. Передвигаясь пешком от одного населённого пункта к другому, совершенные должны были распространять свою веру, показывая на собственном примере, как можно достичь очищения. Катары отвергали Ветхий Завет, считая бога Ветхого Завета дьяволом, они не признавали крещения водой, призывая к крещению духом, они также отвергали большую часть церковных таинств. Иисуса Христа катары считали пророком, но не богом, категорически отказываясь поклоняться кресту как орудию убийства.
