Я пытался читать книгу, но текст рушился в моей памяти, превращаясь в набор бессмысленных знаков. Появление генерала Пахомова немного приоткрыло для меня завесу тайны той странной истории, в которую я попал неожиданным образом. Итак, по признанию генерала, наши спецслужбы ищут Полуянова, чтобы наказать его за предательство. Что же за миссия была у простого историка в Европе, и почему он перешёл на сторону противника, осталось закрытой темой. Тем не менее Полуянов в Москве и ищет странное письмо средневекового французского канцлера. Спецслужбы хотят использовать этот странный интерес, задействовав это письмо как приманку для поимки беглого агента. И в этой схеме я оказался крайним – только я знаю, где сейчас находится письмо Ногаре.
Ситуация более чем опасная, если принять во внимание ещё и тот факт, что я не смог обмануть генерала. Он абсолютно уверен, что письмо у меня, и завтра истекает срок, данный мне, чтобы в этом признаться. Что будет в случае моего упорства? Неизвестно. Но время вежливых и участливых бесед, скорее всего, закончится. Не стоит питать особых иллюзий – я оказался втянут в очень неприятную, смертельно опасную авантюру, где стороны не склонны к проявлению милосердия… Хорошо, а если всё не так или не совсем так, как представил дело генерал. Вдруг спецслужбе нужен не Полуянов, а письмо, и существует некая третья сторона, вовлечённая в это столкновение, а Полуянов лишь жертва обстоятельств? Я вспомнил разговор в ночном клубе. Нет, на жертву Полуянов был не похож, но и на организатора тайной операции тоже. Карина доверилась ему. Могла ли она ошибиться? Это вполне могло случиться. Долгое ожидание чуда, авторитет отца, уверенность в его правоте и силе – всё это, возможно, заставило Карину принять сторону Полуянова. Я путался и терялся в догадках, пытаясь по найденным кусочкам мозаики восстановить всё панно. Картина получалась противоречивой. Но она и не могла приобрести необходимые ясность и стройность, пока не были соединены три главных элемента головоломки: реликвия тамплиеров, послание Ногаре и личность Полуянова.
Ночью опять появилась она, моя неподражаемая и сумасшедшая улыбка. Заметная периодичность и стойкость образа уже совсем не удивляла. Мой потревоженный разум старался если уж не разгадать загадочные игры подсознания, то хотя бы отследить и запомнить бешеные танцы врывавшегося в мой сон странного прилипчивого образа. Улыбка была неуловима. Она случайным образом выплывала передо мной, но только я пытался разглядеть лицо её хозяина, вдруг мгновенно исчезала, тая в воздухе как туман. Эта удивительная игра стоила мне особого напряжения внутренних усилий. Сон, даже если и был ночным порождением моего разума, совсем не хотел раскрывать свои секреты, дразня своей летучей непостижимостью. Скоро утреннее пробуждающее усилие и проникавшее вместе с ним в моё сознание беспокойство стали потихоньку разрушать нагромождение сновидения. Чувствуя приближение финала, уставший и разбитый, я совсем было отказался от тщетных попыток поймать мой образ, как вдруг мечущаяся улыбка стала обретать особые черты. Из дымки неопределённости сна выплыло смуглое мужское лицо восточного типа с прямым, красивым носом и тёмными, пронзительно грустными и безумными в своей особой выразительности, глазами. Чёрные как смоль, длинные, густые, вьющиеся волосы делали образ незнакомца особенно сильным. Страшная улыбка прилипла к его лицу. Неподвижный, сильный, завораживающий взгляд мужчины как будто впился в меня своей жгучей разрушающей агрессивностью. Казалось, этот взгляд проникает внутрь меня, с интересом изучая мою душу. Я был не в силах сопротивляться и отвести свой взор от тёмных глаз незнакомца, который полностью парализовал мою волю, превратив меня в обездвиженное страхом существо. Вполне реальная, а не воображаемая дрожь пробежала по моему телу. Вдруг неожиданный внешний шум отвлёк меня. Незнакомец как будто заметил это, его глаза смягчились, а получившее движение лицо задёргалось в загадочном, абсолютно беззвучном, злом смехе. Поражённый этим представлением, я наблюдал, как образ медленно исчезает, оставляя в моей памяти свой смех.
Я быстро провалился в утро и проснулся. Широко открытыми глазами я ловил свет, заливший мою комнату, и постепенно приходил в себя. За дверью послышался шум. Кто-то, чертыхаясь по поводу оброненной вещи и стуча каблуками, поднимал неизвестный тяжёлый предмет с пола. Я шевельнулся и осмотрелся, лежа в постели. Моя подушка и простыня были абсолютно мокрыми от пота. Дверь открылась, и в комнату заглянул Алексей, державший в руках большие настольные часы.
– Разбудил? Ну, извини… А вообще, уже десять, так что пора вставать, – сказал он и закрыл дверь, унося с собой свою странную ношу.
Понедельник, как и большинство предыдущих дней, начался с завтрака холостяка, с яичницы. Ребята, видимо, бравшие пример со своего начальника Сарычева, бесхитростно злоупотребляли этим. Я, всегда благосклонно относившийся к этому простому мужскому блюду, за несколько дней заключения успел порядком от него устать.
В этот день моими кураторами были Алексей и Миша. Михаил, никогда не появлявшийся ранее в рядах моей квартирной охраны и постоянно сопровождавший Сарычева, на этот раз заменил заболевшего Юру. День был уныло похож на все другие дни моего заключения, если бы не одно обстоятельство – сегодня вечером я должен был встретиться с Пахомовым. От моего признания зависело всё, но я так и не решил, что должен был сегодня сделать – открыть место хранения письма или сохранить его в тайне.
Я старался соблюдать распорядок дня, и после обеда, по заведённой однажды традиции, время было предоставлено деревянной войне – как всегда в эти часы мы с Алексеем играли в шахматы. На этот раз преимущество было на моей стороне, когда вдруг раздался громкий полифонический звонок мобильного телефона. Мы переглянулись. У нас телефонов не было.
– Мишкин, наверное, ― заметил Алексей, погружённый в варианты шахматной комбинации, и сделал ход ладьёй.
В дверях гостиной появился Михаил.
– Майор звонил, будет через пять минут, ― сказал он, с любопытством наблюдая за расположением фигур.
– А почему он тебе на мобильный позвонил? ― удивился Алексей, не отрывая глаз от доски. ― Обычно он не предупреждает о своём появлении.
– Не знаю, ― лениво и протяжно, с ударением на «а», ответил Миша и ушёл на кухню.
Наша партия закончилась долгожданным победным броском моего коня и разочарованным вздохом Алексея. В дверь позвонили. Я от неожиданности вздрогнул, а Алексей обеспокоенно посмотрел в сторону входной двери. За несколько дней заточения я уже отвык от звонков в дверь – все, кто появлялся в этой квартире, обычно имели ключи и сами открывали входную дверь. В коридоре послышались шаги Миши, который, не торопясь, подошёл к двери. Алексей тоже выглянул в коридор, машинально спрятав свою руку под пиджак.
– Кто? ― спросил он Мишу.
– Сарычев, ― ответил тот, прильнув к глазку железной двери.
– Не открывай, ― вдруг тихо, но твёрдо сказал Алексей.
Миша удивлённо посмотрел на коллегу.
– Не открывай, ― опять сказал Алексей, вытащив из кобуры пистолет.
