– Пора выходить.
Выйдя из метро, мы остановились около памятника Пушкину. Сергей, немного потоптавшись на месте, наскоро с нами попрощался. Он уже успел позвонить своим знакомым журналистам-полуночникам, и те позвали его в некий модный, популярный клуб, пообещав кучу впечатлений. Махнув ещё раз на прощание рукой, Сергей бросился ловить машину.
Карина жила недалеко от «Пушкинской», в переулке рядом с Каретным рядом. Как-то вдруг, внезапно оставшись вдвоём, мы замолчали, потеряв третьего незаинтересованного слушателя, и тихо шли безмолвно.
На бульваре было темно и пустынно, тускло горели фонари. Иногда пролетали мимо автомобили, освещая ярким светом фар улицу, здания, деревья. Карина прижалась ко мне и взяла за руку. Мы молчали и не спеша шли по бульвару в сторону Петровки. Было как-то по-особому спокойно и хорошо. Тихий летний вечер, волнующее молчание и милая девушка, мягко держащая тебя за руку. Всё это казалось мне и торжественным, и естественным одновременно.
Карина первой нарушила молчание.
– Пасмурно, ― тихо сказала она.
– Да-а, ― неловко и протяжно согласился я, немного смущаясь, сам не зная чего. ― Может пойти дождь, а у нас нет зонтов.
– А я люблю летний дождь. Он делает город совсем другим… – сказала Карина и потом, немного помолчав, вдруг спросила: – Ты видишь сны?
– Да, часто.
– И что ты видишь во сне?
– Очень многое. Иногда мне кажется, что я проживаю параллельную жизнь во сне, и эта жизнь так наполнена странными смыслами и знаками, что эта насыщенность меня и пугает.
– В этом нет ничего странного. Твои переживания просто играют, потеряв на время контроль. Я, например, обожаю сны. Даже страшные. Сон – это попытка стать свободным. Жаль, что практически всегда она обречена на неуспех… А что тебе снилось в последний раз?
Удивительным образом Карина затронула тему, которая меня действительно волновала, и именно сегодня. Я вспомнил ту неповторимо-печальную, волнующую и одновременно пугающую улыбку, которая приснилась мне прошлой ночью. Я ещё раз вспомнил этот сон и попытался определить то, что я тогда почувствовал. Неизвестная предопределённость… Да, наверное, именно так можно было охарактеризовать то чувство беспокойства, которое охватило меня во сне. Я чувствовал, что должно что-то произойти, что-то предопределённое и необходимое, но мне неизвестное и потому пугающее.
– Мне снилась улыбка, ― ответил я.
– Это хорошо, ― сказала Карина, бросив на меня сосредоточенный взгляд. ― Тебя ждёт что-то особенное и удивительное. По крайней мере, так трактует этот сон один из сонников, который я недавно читала.
Карина мягко улыбнулась, давая понять, что все эти толкования она воспринимает не слишком серьёзно, но искренне хочет верить, что подобные сны действительно к лучшему.
– Мне тоже часто снятся улыбающиеся люди, ― немного печально сказала она. ― Странно, но практически никто из них мне в жизни не знаком. А тех, кого я видела, я видела мельком, случайно, в метро, на улице, в университете, и никогда с ними не разговаривала. Всё-таки удивительная штука – сон. У него есть своя предопределённость. ― Карина замолчала на мгновение и добавила: ― Неизвестная нам предопределённость…
Я на секунду замедлил шаг. Уж не читает ли мои мысли эта голубоглазая брюнетка? Меньше всего я верил в телепатию. Тогда что же это? Необыкновенное родство душ, когда даже мысли сходятся? Или случайность, появление которой подогрето общей темой и настроением? Что бы это ни было, я был на удивление рад этому обстоятельству. Я шёл и общался с человеком, которому не надо объяснять свои мысли, своё настроение, потому что он чувствовал и понимал тебя без слов; и самое поразительное – это казалось естественным.
На Большом Каретном мы свернули под арку во двор старого здания и подошли к подъезду, над новой металлической дверью которого висел старый большой, красивый кованый карниз.
– Ну, вот мы и пришли. ― Карина повернулась ко мне.
Я всё ещё держал её за руку и неловко мялся на месте. Честно говоря, я не хотел её отпускать и готов был пройти этой ночью ещё пол-Москвы, просто держа её за руку. Я оглядел двор и дом.
– На каком этаже ты живёшь?
– На третьем, ― ответила Карина и показала на светящееся окно.
– Родители, должно быть, ждут.
– Да. Отчим. Он всегда беспокоится, когда я поздно возвращаюсь.
– А мама?
Как только это вырвалось у меня, я понял по выражению глаз Карины, что очень поторопился с вопросом.
– У меня нет мамы… ― сказала Карина. ― Она умерла.
– Извини, ― пробормотал я виновато.
Я почувствовал себя неловко, но Карина только крепче сжала мою руку и, пристально посмотрев мне в глаза, улыбнулась своей неповторимо милой и спокойной улыбкой. Так мы и стояли молча некоторое время, глядя друг на друга.
– Мне надо идти, ― тихо сказала Карина.
Я притянул её к себе, я чувствовал, как сильно бьётся её сердце, она чувствовала, как бешено стучит моё. Мной охватило волнение, которое я давно уже не испытывал. «Ведь мне не шестнадцать, и я не школьник-юнец», ― пронеслось у меня в голове. Я поцеловал её, она ответила. Мы стояли, обнявшись, ощущая необыкновенное притяжение. Нас охватило волшебное чувство покоя. Здесь и сейчас существовали только мы. Я не знаю, сколько времени мы простояли на крыльце, прижавшись друг к другу. Наверное, долго. Свет в окне на третьем этаже погас. Увидев это, Карина ещё раз тихо повторила:
– Мне надо идти.
Я отпустил её.
– Мы ещё встретимся? ― спросил я.
Карина что-то быстро написала на клочке бумаги и протянула мне:
– Позвони мне завтра… Я буду ждать.
Сказав это, она скрылась за дверью подъезда.
Когда я спустился с крыльца подъезда во двор, была уже глубокая ночь. Я машинально бросил взгляд на часы. Три часа. Было скорее рано, чем поздно. Я свернул в арку, в полную темноту, быстро прошёл под ней и выскочил в переулок. Тучи, затянувшие ночное небо, уже рассеялись. Бледный диск луны светил неярким отражённым светом. Я на минуту замедлил шаг. Город спал. Было непривычно тихо и пустынно. Кругом никого, только редкие фонари, как заснувшие постовые, стояли в отдалении друг от друга, освещая абсолютно пустынный переулок и припаркованные то тут, то там многочисленные автомобили. Было удивительно видеть всегда шумный и многолюдный город спящим. Я чувствовал потаённую силу в этом состоянии покоя погрузившегося в сон гиганта. Пройдёт всего несколько часов, и будет запущен механизм существования мегаполиса, который, потихоньку набирая обороты, раскрутит маховик бурной столичной жизни, чтобы вновь остановиться ночью, а затем снова начать своё движение с утра. Конечно, московская ночная жизнь не угасает, и где-то рядом со скоплением веселящегося ночью народа покой города не чувствуется так остро. Но здесь, в этом тёмном пустынном маленьком переулке, я видел тишину спящего города.
