– Боже… боже, ― прошептала она. ― У тебя всё в порядке? Ты не ранен, у тебя ничего не болит?
Она покрутила меня, как будто пыталась удостовериться, что у меня все руки и ноги на месте и целы. Это неподдельное чувство беспокойства было так непосредственно и открыто, что я не удержался и рассмеялся.
– Что ты смеёшься, дурак! ― воскликнула она, хлопнула ладонью мне по груди и заплакала. ― Я так боялась за тебя, так боялась…
Карина, всхлипывая, снова прижалась ко мне, сильно обхватив руками. И откуда у этой хрупкой маленькой девушки столько сил, подумал я. А она всё всхлипывала и шептала.
– Боже, как я боялась… ― тихо повторяла она, не отпуская меня из объятий.
А я улыбался. Я был счастлив, откровенно, беззастенчиво счастлив, осторожно гладил рукой мягкие, пушистые волосы Карины и дышал её теплом. Я растаял, забыл все обиды и подозрения. Она была здесь, она была со мной, и мне больше ничего было не нужно, ну совсем ничего…
– Карина, пора обедать, а то наши гости проголодались, ― выглядывая из дверей комнаты, осторожно сказал Полуянов, посмотрел на нас, понимающе улыбнулся и исчез.
Карина быстро вытерла слёзы, мило по-детски шмыгнула носом и подняла на меня свои немного влажные, широко распахнутые глаза, открытые и беззащитные.
– Ты мне расскажешь… Ты мне всё потом расскажешь, ― прошептала она. ― Я так ждала тебя, Руся.
Я смотрел на неё и кивал головой, как китайский болванчик, все слова для меня потеряли значение. Я прижал её к себе. Она была рядом, а значит, всё было хорошо.
Перед обещанным штруделем мы с удовольствием навернули кастрюлю борща и очистили сковородку домашних котлет с картошкой. Карина была радостно взволнована. Она не могла скрыть своего настроения, её глаза светились от радости. Я ж не мог оторвать от неё взгляда – сейчас она была как никогда красива. Карина суетилась, мило улыбалась и часто еле заметным движением поправляла свои волосы. Она виновато оправдывалась, говорила, что отец её поздно предупредил, что она очень торопилась, и, возможно, не всё получилось так, как она хотела. Полуянов расположился во главе стола, был задумчив, немногословен и почти беспрерывно курил, стряхивая пепел в маленькую хрустальную розетку для варенья. Он был подчёркнуто спокоен, и это удивительным образом уравновешивало общее возбуждение встречи и непривычность ситуации.
Сарычев внимательно осматривал гостиную и с подозрением наблюдал эту идиллию семейного обеда. Было видно, что он чувствовал себя здесь не очень уютно. Ещё утром он не мог и представить себе, что наконец встретит человека, которого так долго и безуспешно искал. Тем более, Сарычев был совершенно не готов стать гостем того, на кого он несколько дней назад ещё охотился, расставляя силки по всей Москве. Теперь же они с Полуяновым объявили перемирие и пусть временный, но союз. В каком-то смысле приглашение к себе в гости было особым знаком доверия со стороны Полуянова. Таким образом он показывал, что полагается на Сарычева и искренне заинтересован в его помощи.
Когда Карина убежала на кухню ставить чайник, Полуянов решил обсудить наши дальнейшие совместные действия. Теперь, получив союзников, он хотел организовать активное контрнаступление.
– Мне кажется, очень полезной была бы встреча с полковником Рыбаковым, ― сказал Полуянов и поглядел на Сарычева. ― Он сможет нам помочь.
– Это будет сложно сделать, ― отрезал майор. ― Боюсь, сейчас он под плотным колпаком… Да и чем Рыбаков может нам помочь? Он давно на пенсии, и к тому же, как вы предполагаете, письма Ракицкого в архиве СВР, скорее всего, уже нет.
– Может сохраниться его копия.
– Не совсем понял… ― удивлённо пробурчал Сарычев.
– В своё время Рыбаков, в нарушение внутренних правил работы с документами, делал копии бумаг и хранил их у себя в сейфе – ему было так удобнее.
– А вы откуда знаете? ― спросил Сарычев с недоверием.
– Вы забываете, как-никак я работал под его руководством.
– То есть вы утверждаете, что могла существовать копия письма Святослава Ракицкого?
– Подробная копия письма точно существовала, ― категорично заявил Полуянов. ― Я видел её. Другое дело, что Рыбаков мог подшить её к делу и сдать в архив, а мог и себе оставить.
– Хорошо. Но, даже если существует копия письма, и её можно достать, Флором ищет оригинал, ― возразил Сарычев. ― Неужели вы думаете, что можно обойтись копией?
– Если информация кроется в тексте, а не в носителе послания, какая разница, с чем ты работаешь?
– Вы правы, ― согласился Сарычев.
– Ещё один повод для встречи с Рыбаковым – это ваше положение, ― заметил Полуянов. ― Если я правильно понимаю ситуацию, Пахомов не оставил вам шансов договориться с ним.
– Это так, но, боюсь, Рыбаков в этом деле не помощник.
– Он, вероятно, нет, а вот его знакомые…
– Вы знаете что-то, чего не знаю я о своём дяде? ― с искренним изумлением поинтересовался Сарычев.
– Ах, он ещё и ваш дядя. ― Полуянов загадочно ухмыльнулся, проигнорировав вопрос Сарычева. ― Полагаю, это должно облегчить решение нашей задачи… Попытайтесь как-нибудь выйти на него, не привлекая внимания людей Бартли и Пахомова.
Сарычев согласно кивнул головой, давая понять, что задачу понял и постарается выполнить её. Меня удивило, с какой быстротой и покорностью майор принял на себя роль исполнителя, доверив роль организатора Полуянову. Что это было – признание необходимости подчиниться или некая военная хитрость? Неужели майор смирился с мыслью, что должен будет отпустить Полуянова, если ситуация благополучно разрешится? Я в это не особо верил…
– Как мы будем держать связь? ― спросил Сарычев.
Полуянов быстро написал что-то ручкой на салфетке и передал её майору.
– Это телефон моей знакомой. Она звонила вам сегодня. Всю информацию передавайте через неё.
Сарычев повертел бумагу в руках:
– Ей можно доверять?
– Вполне.
– Как её зовут?
– Анастасия Михайловна.
Полуянов протянул Сарычеву мобильный телефон.
– Это на тот случай, если мне будет необходимо связаться с вами напрямую, ― пояснил он. ― Прошу, не злоупотребляйте им – наши недруги не дремлют.
Последнее, несколько даже шутливое предупреждение прозвучало более чем простодушно. Сарычев одарил Полуянова недовольным, раздражённым взглядом – учить его конспирации было уже перебором.
Карина вернулась в гостиную, неся поднос с чашками и чайником. Я помог ей. Полуянов быстро сменил тему разговора и, вспомнив о роли приветливого хозяина дома, начал весьма натужно рассуждать об совершенно отвлечённых вещах, например, о том, какая завтра будет погода. Сарычев даже не пытался поддержать беседу, откровенно пропускал мимо ушей замечания Полуянова, пил чай и пытливо поглядывал то в сторону историка, то в сторону его дочери. Проглотив три чашки чая, Сарычев стал собираться.
