Нет ничего наивнее, чем предполагать, что от рядового члена общества (или члена общества вообще) что-нибудь когда-либо зависело. Общество в своей основе слишком сложный инструмент организации и подавления, чтобы естественным образом верить, что миллиарды как бы свободных людей могут эффективно управлять им. Утверждать, что люди свободны в своём выборе, так же наивно, как говорить о том, что улей есть результат свободного пчелиного волеизъявления. Человечество – есть список ролей, выбрать одну из которых только и предложено человеку. И если сейчас, в отличие от недалёкого прошлого, человек может менять свои роли, это совсем не значит, что он в силах что-то изменить. В зависимости от способностей и характера роль может подходить человеку или не подходить. Иллюзия предполагать, что так называемая элита более свободна в своём выборе, нежели другие представители человечества. Роли элиты, занимающие строго определённые социальные страты, тоже определены и жёстко, может быть, даже более жёстко, чем у других, алгоритмизированы. Мифология избранности ещё более ограничивает кругозор, нежели мифология свободного участия рядового члена общества в делах человечества. Линии всемирного управления никоим образом не обрываются на высших представителях видимой иерархии общественного управления, они ведут куда-то дальше, туда, куда туман человеческих предрассудков всесилия традиции, свободы и разума не позволяет заглянуть никому. Это выходит за грани человеческого понимания так же, как за грани понимания обыкновенной пчелы выходит тот факт, что её жизнь и труд организованы кем-то извне с вполне определёнными, скрытыми, но абсолютно непонятными для пчелы и отличными от её устоявшихся представлений целями. И в этой узости перспективы сознание преисполненной своей важности пчелы-королевы абсолютно схоже с сознанием трудовой пчелы или трутня.
– Всемирный заговор? ― сказал я, махнул рукой и печально покачал головой. ― Известное дело. Результаты своих ошибок человек склонен списывать на происки коварных заговорщиков.
Полуянов лишь улыбнулся на моё замечание, всем видом показывая, что иной реакции он от меня и не ожидал.
– Можно назвать это и всемирным заговором. Но это уж, как вам удобнее будет. Вообще, в конспирологических теориях не так уж мало объясняющего потенциала, как мы думаем. Люди, позиционирующие себя как здравомыслящие интеллектуалы, привыкли относиться к этим теориям со странным внутренним скептицизмом, видя в этом лёгкое безумие социальной мысли, не требующее анализа и достойных усилий для опровержения. Логика мышления современной культуры, давшая так много нам в последние два столетия, принципиально не воспринимает идею заговора, считая её абсолютно беспочвенной и вредной. Но обернёмся вокруг. Заговор есть составная часть нашей жизни. Так или иначе, мы все находимся в состоянии заговора – в семье, на работе, среди друзей. Мы создаём заговоры повсеместно, и чем выше наш социальный статус, тем в больших количествах заговоров нам приходится участвовать. Но в чём смысл заговора? А он принципиально прост. Получить больше материальных привилегий и льгот, чем есть у тебя сейчас, путём организованного тайного сговора с определёнными лицами в ущерб другим лицам. Заговор есть всегда попытка тайного распределения благ в обход тех, кто в этом сговоре не участвует и против кого этот заговор направлен. Не правда ли, очень логичная форма отношений в рамках предпочтений нашей цивилизации, направленных на достижение материальных благ? Где же тут доброта, любовь к ближнему, милосердие, заповеданные нам Богом? Мы забываем об этом, когда видим перспективу скорой и лёгкой добычи. Человек слаб и должен выжить, а Бог простит, откровенно полагаем мы. Бог, может, и простит, может быть, для этого он и существует, но пока, действуя так, мы, пытаясь облегчить свою жизнь и сделать её более удобной, принимаем вариант поведения его супротивника, главного эксперта в области тайных заговоров – дьявола… Если вспомнить мифологию, то падение Люцифера началось именно с заговора против Бога.
– Так что же, все нити мирового заговора ведут прямо к дьяволу? ― с нервной усмешкой, которая тем не менее лишь прикрывала непонятно откуда взявшийся и всё нарастающий страх, спросил я.
– К нему самому… К хозяину мира сего.
Я посмотрел на Полуянова. Его глаза были абсолютно серьёзны, они даже приобрели особенно сосредоточенное выражение, застыв в невидящей стеклянной задумчивости.
– Если это шутка, ― сказал я, ― то она слишком зловеще звучит.
– Это не шутка, ― спокойно ответил Полуянов.
– Стоп, стоп, стоп, ― быстро повторил я и поднял руки вверх, будто пытался остановить своё погружение в мистику услышанного и привести свои растрёпанные мысли в порядок. ― Я готов увидеть в ваших словах некую художественную и мифологическую аналогию действительности, но…
– Это не вымысел, это реальность, ― резко оборвал меня Полуянов.
Я застыл в замешательстве и не знал, что сказать, видя перед собой человека, который был абсолютно уверен в том, что говорил. Полуянов мягко улыбнулся, пытаясь как-то сгладить то недоумённое впечатление, которое он оказал на меня своими словами.
– Я понимаю, это звучит невероятно. Мы привыкли прятать свои религиозные опыты разделения добра и зла под маской отвлечённых рассуждений о сверхъестественности, далёкой от такой спонтанной и непредсказуемой реальности, которая требует от нас совсем другие жизненные качества, нежели идеалы добра и милосердия. Но то, что кажется нам сверхъестественным, имеет под собой вполне определённое земное воплощение… Катары были не так уж не правы, когда говорили о том, что весь материальный мир находится под властью зла. Можно отчасти принять это утверждение, правда, с одной поправкой – не материя есть зло, и даже не те связи и отношения выживания в мире, которые она с неизбежностью продуцирует и поддерживает, а зло есть тот дух, который превращает идеологию человеческого выживания в идеологию завоевания мира и борьбы друг с другом. Этот дух, а также созданная им система соперничества заставляет человечество, замкнутое в определённости материального, встать на путь войны всех со всеми и, попирая всё разумное и доброе, снова и снова погружать мир и человека в хаос безумия. Этот злой бессмертный дух не только существует и имеет огромное количество имён, он всегда обладает персональной материализацией. Дьявол столь же материален, как вы или я, но мало кто знает, каков он из себя, и где он находится. Он может сидеть в любом человеке, а после его смерти переходить в другое тело. Главное, чем он обладает, – это страсть к контролю над миром людей. Разделяя людей и определяя их стремления, он ограничивает их, властвует над ними. Каждое отдельное человеческое «я», попадая в капкан необходимых отношений жизни, принятых и разлинованных без его ведома и участия, с трудом преодолевает свою свободу, названную мечтой, торжественно хоронит её и принимает правила игры, начиная жить как все. Выживает тот, кто раньше поймёт и примет на вооружение принцип необходимости достижения материальных благ и метод полезности всего, что этому способствует. Дьявол, вовлекая человека в орбиту всеобщего противостояния, заставляет поверить его в то, что ад – это другие, а что жизнь – это война за обладание.
