Почему?
Во-первых, на этот процесс влияет слишком много факторов. Во взаимодействии химических рецепторов, синапсов, активации нейронов, строении мозга и кровообращении участвует более пятидесяти гормонов и нейрохимических веществ. У нас пока даже нет возможности измерить моментальное состояние всех этих факторов, а значит, мы не можем распределить между ними роли; к тому же они находятся в сложном взаимодействии друг с другом. Это все равно что спросить, могут ли 10 человек сделать революцию. Не исключено, что это зависит от общества, улиц, погоды и других политических альтернатив. Словом, все не просто.
Еще одна преграда на пути к пониманию эмоций состоит в том, что все мы уникальны и отличаемся друг от друга по множеству характеристик. Порция дофамина в ваших лобных долях может привести к чему-нибудь совсем иному, чем в моих лобных долях, поскольку у нас разное количество дофаминовых рецепторов, а нейронные сети, которые они поддерживают, почти наверняка функционируют по-разному. Именно это делает нас не похожими друг на друга. К тому же мозг постоянно меняется: одинаковый выброс дофамина сегодня повлияет на вас совершенно не так, как завтра, а также в 20 лет по сравнению с 70 годами. Индивидуальные различия отчасти обусловлены разной наследственностью, влияющей на развитие головного мозга и, соответственно, на поведение. Не менее важны и такие факторы, как взаимодействие между генами и окружающей средой, а также экспрессия генов
[287]. Например, у вас может быть предрасположенность к нарциссической психопатии, но при отсутствии провоцирующих факторов этот ген так и не станет активным – хотя может и стать.
По мнению нейробиологов, все наши чувства, надежды, стремления и убеждения закодированы в головном мозге в виде паттернов активации нейронов. Еще не до конца изучено, как именно это происходит, но мы добились больших успехов в понимании того, как нейроны обмениваются информацией друг с другом. Достигнут прогресс и в установлении соответствия между системами мозга и типами операций, которыми они управляют: одна система отвечает за моргание глаз, другая ощущает боль от укуса пчелы; одна помогает решать кроссворды, а другой нравится смотреть сериал Young Sheldon («Детство Шелдона»). Новый подход к изучению головного мозга и индивидуальных различий основывается на составлении путевой карты установления связей между нейронами. По аналогии с термином геном его назвали коннектом. Ваш опыт закодирован в виде связей между нейронами.
В будущем, когда коннектом будет составлен и появятся новые методы измерения «химии» мозга, мы сможем применять для описания эмоций точные термины, связанные с гормонами и нейронами. Казалось бы, медикализация опыта – дело необычное, но мы уже делаем это. Сто лет назад, если кто-то раздражался или становился сонным перед едой, мы говорили, что человек голоден. Сейчас мы знаем, что у него просто снизился уровень сахара в крови – иначе говоря, организму не хватает биодоступной глюкозы. Семьдесят лет назад за плохое поведение в школе и невнимательность мы назвали бы ребенка непослушным. А сейчас можем диагностировать у него расстройство (синдром дефицита внимания) и лечить его, назначив препарат – агонист дофамина, например метилфенидат (риталин) или аддералл. (Агонист усиливает действие определенной нейрохимической системы, тогда как антагонист блокирует его.)
НЕОЖИДАННЫЕ ФАКТЫ, КАСАЮЩИЕСЯ СТРЕССА
Стресс тоже эмоция. На протяжении жизни по самым разным причинам его испытывают все люди, а также животные. При этом то, что вызывает такую реакцию у одного человека, другой воспринимает совершенно спокойно, и наоборот.
Хронический стресс очень вреден, так как он значительно снижает продолжительность жизни. Рассмотрим в качестве примера эксперимент с тихоокеанским лососем. Проплывая в верховье реки на нерест, из-за стресса в организме рыбы вырабатывается огромное количество глюкокортикоидов, вследствие чего он погибает. Причина не в том, что наступает истощение или действует другой запрограммированный фактор, просто из-за повышенной выработки гормонов стресса происходит стремительное старение. Когда исследователи удалили у лосося надпочечные железы, вырабатывающие глюкокортикоиды, рыба перестала погибать после нереста.
Нейробиолог Роберт Сапольски говорит об этом следующее:
У пойманного сразу же после нереста лосося… можно обнаружить огромные надпочечники, пептическую язву, повреждение почек и полностью разрушенную иммунную систему… [и у него] невообразимо высокая концентрация глюкокортикоидов в крови.
Самое странное то, что такие последствия… имеют место не только у всех пяти видов лосося, но и у десятка видов австралийской сумчатой мыши. …Тихоокеанский лосось и сумчатая мышь не близкие родственники. Минимум дважды за всю историю эволюции два разных вида независимо друг от друга «придумали» одинаковую уловку: если хочешь очень быстро дегенерировать, вырабатывай огромное количество глюкокортикоидов.
Я уже упоминал свою коллегу по Монреальскому университету Соню Люпьен, одного из ведущих специалистов по физиологии стресса. Вот что она пишет:
Редко проходит хотя бы одна неделя без того, чтобы мы не услышали или не прочитали о стрессе и его разрушительном влиянии на здоровье. …В области изучения этой проблемы наблюдается большой парадокс, связанный с тем, что популярное определение стресса существенно отличается от научного.
В популярной психологии стресс определяется в основном как цейтнот. Мы испытываем стресс, когда нет времени на выполнение необходимых задач. …У науки другой взгляд на стресс. Если бы это было так, каждый человек в спешке испытывал бы такое состояние. Однако все мы знаем людей, которые подвергаются очень сильному стрессу, когда не успевают, тогда как другие стремятся к этому, чтобы выполнить поставленную задачу надлежащим образом (так называемые прокрастинаторы). А значит, стресс сугубо индивидуальный опыт
[288].
Слово стресс впервые встречается в исторических документах в 1303 году и восходит к староанглийскому варианту distress. Оно использовалось, как правило, в контексте принуждения и подкупа
[289]. В современную эпоху это слово впервые употребили инженеры в 1850-х годах для описания внешних сил, которые создают нагрузку на ту или иную структуру, – высокая или низкая температура и давление. В 1930-х годах врач-эндокринолог Ганс Селье взял на вооружение термин в этом значении, включив в свое толкование физиологические реакции на внешние силы, воздействующие на организм, такие как жара, холод и повреждения, вызывающие боль. И только в 1960-х годах мы начали использовать это слово в его современном значении – психологическое напряжение, ощущаемое в ожидании неблагоприятных событий, а также их биологические корреляты.
