Безусловно, социальная изоляция может повлечь за собой одиночество, а в преклонном возрасте по самым разным причинам и то, и другое усугубляется. Люди уходят на пенсию и быстро теряют социальные контакты с коллегами. Друзья умирают. Из-за проблем со здоровьем и способностью передвигаться становится труднее выходить из дома. Дискриминация по возрастному признаку, наличествующая во многих обществах, заставляет пожилых чувствовать себя потерявшими ценность, ненужными или невидимыми. Более молодые друзья и члены семьи погружены в свою жизнь и часто не находят времени, чтобы навещать стариков. В ходе проведенных в Великобритании правительственных исследований было установлено, что 200 тысяч пожилых людей не разговаривали с друзьями или членами семьи больше месяца
[364]. Очевидно, что такая крайняя форма социальной изоляции может привести к одиночеству.
Судя по всему, эта проблема свойственна нашему времени. Политолог Гарвардского университета Роберт Патнэм в своей книге Bowling Alone («Боулинг в одиночестве») говорит о том, что современное общество заразил «губительный индивидуализм»
[365]. Он описывает сложившуюся ситуацию как нездоровую, нарастающую тенденцию к политической апатии, отказу от посещения церкви, обесцениванию членства в профсоюзах, а также к упадку бридж-клубов и званых вечеров, волонтерства и донорства крови.
Социолог Эрик Кляйненберг
[366] из Нью-Йоркского университета прибавляет к этому следующее:
Общества всего мира приняли культуру индивидуализма. Людей, живущих и стареющих в одиночестве, сейчас больше, чем в прежние времена. Неолиберальная социальная политика превратила работников в ненадежных свободных агентов, и с исчезновением рабочих мест все быстро рушится. Профсоюзы, гражданские ассоциации, местные организации, религиозные группы и другие традиционные источники социальной солидарности неуклонно приходят в упадок. У нас усиливается ощущение, что мы сами по себе
[367].
Затем Кляйненберг указывает, что, как ни парадоксально, развитие коммуникационных технологий и есть причина одиночества. В самом начале своего существования Facebook и другие социальные сети, а также такие технологические компании, как Apple, Microsoft и Google, предсказывали, что интернет поможет формировать более крепкие и значимые отношения, создавать онлайн-сообщества, которые будут приносить людям глубокое моральное удовлетворение. Вместо этого мы видим, что в последние несколько лет произошло дальнейшее разделение. У нас могут быть тысячи «друзей» в Facebook, Instagram, Twitter, Kiwibox, Vine, Tumblr, LinkedIn, Pinterest, QZone, Sina Weibo и MeWe, но такие дружеские отношения редко бывают полноценными. По этой теме еще не было убедительных публикаций с результатами научных исследований, но я готов поспорить, что взаимодействие в киберпространстве не обеспечивает выработку окситоцина, пролактина и эндорфинов так, как это происходит при личном общении. (Хотя ранее я писал, что получение «лайков» может стимулировать всплески дофамина, вызывающие зависимость
[368].) Больше всего от этого страдают безработные, перемещенные лица и мигранты, поскольку они оторваны от своей жизни и круга общения. Оказавшись в одиночестве, эти люди меньше всех нас способны восстановить круг тех, кто мог бы оказать им поддержку и окружить заботой.
При социальной изоляции и одиночестве наблюдается снижение уровня нейромедиатора под названием глутамат. Глутамат (распространенный нейротрансмиттер у позвоночных) играет важную роль в передаче сигналов во всех клетках головного мозга. Если вам интересно, какое отношение он имеет к глутамату натрия – усилителю запаха и вкуса, который часто используют в блюдах китайской кухни, то знайте: это формы одной из аминокислот, глутаминовой кислоты. Надлежащее функционирование головного мозга зависит от поддержания низкого уровня глутамата во внеклеточной жидкости, поскольку слишком высокая его концентрация может повлечь за собой гибель клеток
[369]. В ходе эволюции сформировался ряд механизмов для поддержания адекватного уровня этого вещества, в том числе сложная система химических нейтрализаторов, таких как оксалоацетат и глутамат-пируват-трансаминаза, которые обнаруживают и нейтрализуют молекулы глутамата. Остается открытым вопрос, может ли пищевой глутамат влиять на уровень нейромедиатора в мозге (что было бы плохо). И здесь в игру вступает гематоэнцефалический барьер. Любые молекулы, поступающие в мозг или выходящие из него, должны пройти сквозь две мембраны, каждая из которых имеет свойства, препятствующие проникновению определенных молекул. Эти мембраны предотвращают нарушение химии мозга вследствие того, что вы выпьете или съедите слишком много или мало некоторых продуктов. Такая защита поддерживает гомеостаз химических веществ в головном мозге. Сегодня совокупность имеющихся данных указывает на то, что потребление глутамата натрия с продуктами не приводит к существенному изменению уровня нейромедиатора в головном мозге
[370].
Помимо пагубного воздействия высокого содержания глутамата, слишком низкий его уровень связан с одиночеством и социальной изоляцией, а значит, в таких случаях его повышение может принести пользу. Исследователи работают над поиском действенных лекарственных препаратов. Я не утверждаю, что мы должны полагаться на фармакологическое вмешательство в каждом незначительном случае, когда с нами что-то не в порядке, но на некоторых людей социальная изоляция (как и социальная тревожность) оказывает разрушительное, парализующее воздействие. Результаты одного исследования, которые могут порадовать представителей послевоенного поколения беби-бумеров, говорят о том, что такие галлюциногены, как ЛСД и псилоцибин
[371], снижают чувство одиночества и депрессию довольно надолго, а кетамин дает облегчение, хотя оно, по всей видимости, краткосрочно.
