Когда процесс оказания помощи закончился, бородатый спасатель предложил вызвать Скорую помощь и свезти утопшего в больничку, мол мало ли что. Но дядя Миша, окончательно придя в себя, окинул меня долгим взглядом и сказал, заикаясь (он всю жизнь, сколько его помню, заикался, после Китая вроде это у него появилось, в дальнейшем я эту особенность отражать в тексте не буду):
— Ну здоров, племяш, как ты тут оказался-то? (я на это промычал, что потом объясню). А в больницу я не поеду, вроде оклемался. Мы же сюда на машине приехали, правда, Зин? (тетя Зина согласно закивала). На машине и уедем — вон она на набережной стоит. Сам я вести наверно не смогу, давай ты, Сергуня, ты же на права сдавал? (тут я согласно закивал головой) Ключи в штанах вон лежат, давай организуй процесс. А вам (повернулся он к бородатому) спасибо большое за помощь.
Всех короче построил дядя Миша, как привык на службе. Машина стояла там, где он показал, копейка это была желтенькая, как цыпленок. Завелась с пол-оборота, подкатил к мостику, погрузил дядю Мишу с тетей Зиной, поехали домой. Чуть было не свернул на Лермонтовскую, но вовремя вспомнил, что эстакаду же над железной дорогой там еще не построили, а на переезде можно и на полчаса зависнуть, сделал крюк через вокзал, там туннель был, и вскоре высаживал дядю Мишу у его дома. Довели болезного до кровати, уложили, спросили, не надо ли еще чего и вернулись обратно.
— Ну а теперь рассказывай, — строго спросила у машины тетя Зина, — откуда ты взялся, как попал на речку и что все вообще, черт возьми, означает?
Я вздохнул и мысленно произнес:
В Тамбове жить — по-тамбовски выть,
И волкам позорным товарищем быть.
Вслух же начал выкладывать заранее заготовленную легенду, в поезде еще придумал, когда мы там ночью стояли в ожидании ремонта.
— Короче сон у меня тут случился позавчера, яркий такой, аж жуть. Там, в этом сне, ты с дядьмишей идешь на речку, и он там, на этой речке, значит тонет. Вытащили его через час, похороны на третий день после этого были — ты с мамой и тетьмашей стоите над гробом и плачете навзрыд.
— Погоди, погоди, — встряла тетя Зина, — а дату ты как вычислил, ну когда мы купаться пошли?
— Да очень просто, тетьзина, по дороге вы газету в киоске купили, Тамбовскую правду, а она была от 8 сентября 1977 года. Это не она у тебя в сумке лежит?
Тетя Зина сунулась в сумку — точно, была там сегодняшняя Тамбовская правда.
— А до этого у меня еще один сон был, — продолжил я, — в конце августа где-то, там я увидел, как грузовик с трамваем сталкивается как раз у нас под окнами на проспекте Кирова. А на следующий день все это и в самом деле произошло, и трамвай ехал, 12 номер, и грузовик сдуру налево повернул, не убедившись в безопасности маневра, так что трамвай его проволок по рельсам метров на 10, после чего грузовик загорелся. Никто не пострадал, но потом этот случай весь наш район обсуждал неделю. Ну сама посуди, что мне думать и делать надо было после второго такого сна?
— А добрался-то ты как, ты же должен был на картошке в деревне быть?
Тут я честно рассказал о своем захватывающем роад-муви по дорогам и полям черноземщины. Только про алкаша с гаечным ключом умолчал, зачем ей эти подробности.
Тетя Зина вроде прониклась, но задала последний наводящий вопрос насчет матери — мол в курсе она моих снов вообще и конкретно этой моей поездки в Тамбов?
Я ответил, что конечно в курсе, звонил и предупреждал, она дала добро. Добавил, что вот прям щас пойду на переговорный пункт и успокою ее.
— Ну давай, переговорная есть на почте, что по Дорожной улице, это рядом, — успокоенно сказала тетя Зина. А я таки попросил ее не говорить никому больше про мои сны, мол случайно проездом здесь оказался и случайно же помог дяде Мише и точка, а то хлопот потом не оберешься. А сам тем временем пошел на переговорный пункт, не чтоб позвонить, упаси бог, мать ж потом месяц успокаивать придется (вот вернусь домой, все и объясню), а чисто сделать вид, что позвонил.
Шел и радовался, а хорош же город Тамбов при тихой погоде, и люди здесь добрые и отзывчивые, можно сказать душевные, и выговор у них тут специфический, протяжный. Красота да и только… но вот где-то на полдороге на пути у меня попались три парнишки, разрушившие неземную красоту города.
— Эй, пацан, — сказал самый высокий и крепкий из них, — ты с какого району?
Из пацанов я вроде вышел, но рост у меня не особо выдающийся, да и телосложение хлипкое, так что по проканал я у них по графе пацанов. Оглядел я значит ребят, драться мне сегодня совсем не хотелось, а в кармане как-никак пара рублей осталась — отберут ведь за здорово живешь, решил действовать нестандартными методами.
— С девятого, а чо? — весело ответил я.
С ребятами тут приключился когнитивный диссонанс, про такой район они явно первый раз слышали, да и соперник не начал сходу канючить, так что…
— Чо за район такой?
— Это в Арзамасе-16 под Горьким, закрытый район, за колючкой живем.
— А здесь чо делаешь?
— К родственникам заехал на пару дней. Вон там, на Первом Садовом. Ребята, мне позвонить домой надо, подскажете, где переговорная?
Ребята хмуро переглянулись и тот самый старший ткнул пальцем в уже известную мне сторону, — туда иди, не ошибешься.
— Пасиб, кореша, — опять же весело ответил я, — хороший у вас город, мне нравится.
После якобы переговоров с Горьким вернулся к бабе Фене, тут подтянулся и дед Леша. Тут меня наконец накормили (окрошка и блины, охренеть, как вкусно) пришлось заново рассказывать свою сагу, о том, как я здесь оказался. Подкорректировал версию до ангела-хранителя — мол явился мне посреди ночи и сказал, что надо ехать спасать родственника. Вроде поверили.
Дом, надо сказать, у деда с бабой был купеческий, минимум со 100-летней историей, и стены у него были метровой толщины… ну может чуть меньше, но в дверном проеме например я с двумя своим сестрами убирался, когда маленький был, в прятки мы так играли. Весь дом этот был такой коренастый и вросший в землю, вниз надо было спускаться туда с огорода, культурный слой нарос за 100 лет. Когда в начале 40-х они переехали сюда из деревни, то денег у семьи хватило только на половину дома, поэтому хозяин перегородил его пополам кирпичной стенкой и вторую половину продал другой семье — сейчас там жила такая баба Катя, исключительно вредная старушонка, всю жизнь на меня ругалась из-за своей ограды по непонятным поводам, ну может она так тоску разгоняла, с родственниками у нее было не густо, и поговорить-то не с кем.
Вот в этом самом доме на кухне (она же столовая) меня и кормили. В окно был виден соседний двор с другой стороны, там исполнял свой традиционный послеобеденный концерт сосед Генка — до обеда его обычно не видно и не слышно было, а потом после принятия очередной дозы его значит пробивало на музыку. Пел он довольно неплохо, надо признаться, и гитара у него была отлично настроена. Исполнял он обычно блатняк и довоенные песни, иногда в процесс вмешивалась его жена Елена (все ее почему-то звали Елькой), она в основном матерно ругала Генку, и тогда генкины песни звучали особенно убедительно и жизненно. Генка был родом из Питера, поэтому немалую часть его выступлений составляли воспоминания о былой жизни во второй столице, местных жителей он при этом презрительно называл тамбовцами (хотя правильно вообще-то говорить тамбовчане). И еще он частенько продавал газеты — «2 копейки „Московская рабочая газета“, 3 копейки „Вечерний Ленинград“, налетай, покупай, пока не кончились», видимо в детстве он этим подрабатывал на жизнь. А так беззлобный был товарищ, только излишне разговорчивый.
