– И это тоже, но я хотел сказать другое… Я уверен, что в Шанхае найдется множество дорогих и шикарных отелей. Таких, где еще больше позолоты, больше хрусталя, больше блеска.
– Я не всегда выбираю самое шикарное и дорогое, – возразил Магнус, садясь на край кровати.
– Вот именно, – улыбнулся Алек и наклонился, чтобы поцеловать мага. – Этот отель напоминает обломок прошлого. Он не принадлежит сегодняшнему Шанхаю, городу из стекла и стали, он другой. Не менее роскошный, не менее многолюдный – просто другой.
Магнус почувствовал, как сердце его переполняет любовь к этому мужчине, который понимал его без слов. Но он ответил лишь:
– Это намного лучше чулана в Институте, куда поместили бы нас твои коллеги…
Когда они вошли, Алек бросил куртку на спинку стула, а сейчас снимал футболку. Стянув ее через голову, он улыбнулся.
– Ага, – заметил Магнус, – мой вечер как будто бы становится все интереснее и интереснее.
– Как хорошо, что ты считаешь шрамы сексуальными, – прошептал Алек. Провел по левой руке кончиками пальцев и поморщился. – У меня такое чувство, будто я барахтался в яме, полной змеиных демонов. Надо сходить в душ. Я сейчас вернусь, а ты продолжай думать о том, о чем сейчас думаешь.
Магнус притянул возлюбленного к себе для очередного поцелуя, а потом, не в силах удержаться, поцеловал в третий раз, в шею. Алек закрыл глаза и резко втянул воздух сквозь зубы. Слегка прикусил нижнюю губу Магнуса и выпрямился.
– Сначала душ.
Магнус сдался – отпустил Алека, упал на кровать и прикрыл глаза.
В последний раз он был в Шанхае в тысяча девятьсот девяностом году, вместе с Катариной. Он очень давно не появлялся в этом городе – с тех пор, как в сороковых обстановка начала накаляться. Обстановка так и оставалась напряженной на протяжении пятидесятых, шестидесятых и семидесятых годов двадцатого века, но, наконец, настал день, когда Магнусу пришлось вернуться в Шанхай. Семья простых, наделенных Зрением, удочерила маленького ребенка, беспризорную девочку-чародейку, и теперь эти люди отчаянно нуждались в советах по воспитанию существа из Нижнего Мира. Маги Шанхая в те времена представляли собой странную компанию. Это были, так сказать, кабинетные ученые, помешанные на китайской астрологии, и их нисколько не интересовала проблема бездомного ребенка. Узнав о девочке, они просто отобрали бы ее у простых смертных и бросили на улицах Сумеречной концессии, в надежде на милосердие случайных прохожих из Нижнего Мира. Семья, озабоченная будущим маленькой чародейки, связалась с Катариной, а та уговорила Магнуса сопровождать ее в Китай – в качестве переводчика, а также, как подозревал Магнус, потому, что беспокоилась за него самого.
Ребенок оказался испуганной трехлетней девочкой с огромными ушами, как у летучей мыши. Когда девочка в первый раз увидела Магнуса – дело было в тесной кухне, где собрались ее новые приемные родители, маг и Катарина, – она разразилась слезами, что не показалось Магнусу многообещающим началом.
И поэтому он молча сидел в своем углу, пока Катарина разговаривала с родителями.
К счастью, им было известно о существовании Нижнего Мира. Вскоре Магнус уже записывал на китайском перечень необходимых магических компонентов, который Катарина диктовала ему по-английски. Во время небольшой паузы он улыбнулся девочке, которая пряталась за юбку матери – насколько он понял, ее звали Мэй.
Может быть, дело было в его глазах? Магнус вернулся к переводу, чувствуя себя как-то неловко. Он уже не помнил, когда смущался в последний раз.
В какой-то момент родители удалились в соседнюю комнату – видимо, обсудить ситуацию с пожилым родственником, который был болен и не мог выйти к гостям. Они попросили Катарину присмотреть за Мэй, и чародейка, естественно, согласилась.
Мэй очень медленно приблизилась к Магнусу. Ее глаза были широко распахнуты, уши слегка подрагивали. Магнус ласково улыбнулся и вообще постарался принять безобидный вид. Он уже подумал было, что дела налаживаются, как вдруг девочка пронзительно вскрикнула и попятилась.
Магнус поднял руки в мирном жесте, а Мэй забилась в угол и снова разрыдалась.
Катарина бросила на чародея неодобрительный взгляд.
– Ну как ты себя ведешь? Заговори с ней! Покажи, что она тебе интересна!
– Я ей не нравлюсь, – возразил Магнус. – Мне кажется, ее испугали мои глаза.
– О, ради всего святого! – нетерпеливо воскликнула Катарина. – Не испугали ее твои глаза. Просто она тебя в первый раз видит.
– Ну вот, я и решил оставить ее в покое, – пожал плечами Магнус.
Катарина в досаде подняла глаза к потолку.
– Маленьких детей не оставляют в покое, Магнус. Она и без того уже слишком долго была предоставлена самой себе.
Женщина подошла к Мэй, опустилась на колени рядом с девочкой и обняла ее. Мэй тут же спрятала лицо на груди у Катарины, и они некоторое время сидели так.
– Этому ребенку очень повезло, – тихо сказала чародейка. – Для мага очутиться в нормальной семье, с любящими родителями, пусть даже из простых людей… это, можно сказать, исключительное везение.
– Тебе очень повезло, Мэй, – обратился Магнус к девочке по-китайски, стараясь говорить как можно мягче.
Мэй высунулась из-за плеча Катарины и исподлобья взглянула на Магнуса.
– Придет день, и ты обретешь великое могущество! – с воодушевлением продолжал он.
Мэй рассмеялась, а Катарина бросила на друга страдальческий взгляд. Но Магнус был доволен собой.
– Вот видишь? – сказала Катарина. – Не так уж это сложно.
Магнус иногда спрашивал себя, помнит ли его эта девочка. Скорее всего, нет, думал он. Сам он почти не помнил себя в возрасте трех лет. И вообще, какая ему разница? Он провел в ее обществе всего час, и было это двадцать лет назад.
Как странно – ты появляешься в чьей-то жизни, а потом этот кто-то забывает о тебе навсегда.
Почувствовав, как матрас прогнулся, Магнус очнулся от воспоминаний, открыл глаза и обнаружил рядом с собой Алека. Влажные волосы Сумеречного охотника, спадавшие на плечи, напомнили Магнусу пролитые чернила.
– Это наша первая ночь вдвоем, без Макса в соседней комнате, – тихо заговорил Магнус. – И, возможно, последняя в ближайшие несколько лет.
– Ты хочешь сказать, что сейчас мы можем не торопиться, – прошептал Алек, и рука его скользнула под одежду Магнуса.
Магнуса словно пронзила молния. Он не сумел придумать остроумный ответ. За всю его жизнь, сколько он помнил, из всех его возлюбленных только Алек мог лишить его способности трезво мыслить, превращал его в дрожащее, обезумевшее от страсти существо, которое могло думать только об одном.
– Наверное, – хрипло ответил он.
И больше они не разговаривали. Алек устремился в объятия Магнуса, и чародей не мог ни о чем думать, кроме горячего обнаженного тела, влажных волос и вкуса губ молодого мужчины, напоминавшего вкус дождя.
