Мы привычно сдаем верхнюю одежду в раздевалку. Надо сказать, что к общему удивлению приехавших из России большинство американцев этого не делают, садятся не только на свои куртки, но и на красивые шубы, потом их из-под себя вынимают, встряхивают и идут домой. Во время длинных опер Вагнера устраивают большой перерыв, чтобы зрители могли перекусить. Мы потрясенно наблюдали, как эти шубы расстилали на ступеньках лестниц и садились на них с коробками «ланча» в руках.
Итак, мы сдаем верхнюю одежду в раздевалку (два доллара с человека). Когда мы как-то спросили у гардеробщицы, как объяснить, что верхнюю одежду не сдают, она пожала плечами: может, экономят деньги. Это потрясает, потому что стоимость билета что в оперу, что в симфонический центр, от 40 до 150–250 долларов, но, по-видимому, это принятый факт, потому что в пятиярусном оперном театре в партере две маленькие раздевалки и еще по одной на верхних ярусах. Может, экономят время, чтобы не стоять в очереди, чего американцы не любят, не знаю.
Что касается симфонического центра, там тоже в партере одна маленькая раздевалка и далее по одной на верхних ярусах. Около раздевалки в партере небольшая площадка, где оставляют свои «ходунки» и кресла на колесах зрители с ограниченной подвижностью – на дневных спектаклях их набирается десятки.
Много лет назад, наскоро одевшись, я рванулась к выходу в обход этих кресел-ходунков, споткнулась о не очень внятный закругленный край лестницы (показан на фото), ведущей на верхние этажи, и растянулась рыбкой на глазах у всей покидающей симфонический центр толпы. Ко мне тут же подбежали дежурные с вопросом, нет ли серьезных проблем. Не нужна ли помощь. Я немного отбила ладошки, но осталась цела и потому поспешила выйти на улицу.
Когда мы пришли на следующий концерт, Юра обратил внимание, что по обоим краям лестницы, вернее двух лестниц, с обеих сторон фойе, стоят дежурные в ливреях. То же оказалось и в перерыве и после окончания концерта. Вначале мы решили, что это случайность, однако это происходит уже в течение более десяти лет: на каждом краю лестницы стоит часовой. Поставили стражей предотвращать спотыкания о лестницу, которые приводят (могут приводить) к падению вроде моего. Техника безопасности – это святое.
Разумеется, технике безопасности уделяют внимание и в России, но в США это кажется возведенным в культ. Когда я работала (почти год) на Hana Steel, владелец компании мистер Хана приезжал из Бирмингема в Пекин (так назывался город в штате Иллинойс) и проводил общезаводские встречи исключительно посвященные технике безопасности. Как религиозный человек, он начинал встречи с молитвы и благодарения богу, что никто не пострадал.
Во время запуска нашего нового мини-завода в Иллинойсе (у Ханы было еще четыре завода в штате Алабама) случился несчастный случай с возгоранием печи на линии покрытия как раз в момент демонстрации этой линии будущим заказчикам. Я была в это время вместе с другими руководителями на башне, где расположена печь, и при звуке сирены о возгорании вместе с другими быстро бежала вниз – этажей шесть. Печь долго восстанавливали, но на ближайшем собрании мистер Хана демонстрировал спокойное отношение к потерям (разумеется, все было застраховано) и благодарно молился, что не было человеческих жертв.
На АрселорМиттал я проработала 17 лет. Пока была менеджером группы, должна была проводить ежемесячные демонстрации фильмов по технике безопасности и собирала подписи сотрудников, подтверждающие, что они эти фильмы смотрели. Потом эту функции принял на себя Нараян, а я расписывалась в списке смотрящих.
Каждый год фильмы, хоть и на ту же тему (порезы рук, падения с высоты, падения на скользком полу, ожоги химикатами), приобретали все большую красочность и, в общем, были убедительными напоминаниями о необходимых предосторожностях.
Однако, не отрицая полезности этих общих предостережений относительно техники безопасности, где-то в подсознании трудно отделаться от ощущения, что важная, если не главная мотивация озабоченных техникой безопасностью – страх судебных исков и потери денег.
Все помнят злополучную тетю в Макдональдсе, что получила по суду миллионы за ожоги от чересчур горячего кофе. На каждом шагу рекламы контор, которые помогут вам оформить иск и получить компенсации за увечья, неправильное лечение.
Беспокойство докторов относительно их финансового наказания за это возможное неправильное лечение требует наличия у них дорогих страховок, оплату которых они должны компенсировать высокими ценами за их услуги.
А уж как страхуются разработчики лекарств – уму непостижимо. Реклама новых лекарств заполняет большую (с ударением на «о») часть рекламного времени, хотя ни одно из них не продается без рецепта – все для того, чтобы вы попросили их у своего доктора. И тут же диктуют длиннющий список их возможных вредных побочных действий. В приложении к одному из лекарств, что получает Юра, так и написано: один из возможных побочных эффектов – смерть.
«И не судите нас, что мы не предупреждали».
Сейчас известную и успешную фармкомпанию Genentech как раз и судят за то, что при выпуске нового мощного лекарства Actemra в качестве побочных эффектов фирма не указала возможный повышенный риск инфаркта, У конкурирующих лекарств этот риск тоже присутствует, но указан.
Поскольку мы в целом обсуждаем безопасность, сегодня в госпитале (стационары и поликлиники здесь называются одинаково госпиталем) уборщик, что уже выставил табличку на полу около лифта: «влажный пол», поддерживал меня за руку до самого лифта, чтобы что-то не случилось.
Четыре новых рабочих мест для дежурных около лестниц в симфоническом центре – из той же оперы.
С другой стороны, мне ли критиковать повышенное внимание к безопасности, когда именно острый фокус на всеобщее знание средств безопасности спас мне жизнь.
Дело было так. 11 сентября 2001 года я оказалась в Колорадо, где в городе Голден находится основная кузница металлургов – Colorado School of Mines и куда я, как и представители других спонсорских компаний, приезжала два раза в год слушать полугодовые отчеты студентов и аспирантов.
На телевизоре гостиничного кафе за завтраком (разница времени с Нью-Йорком – 2 часа) увидели, что самолет врезался в одну из башен Близнецов. Были уверены, что это авиа авария. Пошли в университет – узнали про последующие нападения. Было жуткое ощущение опасности войны. Продолжение заседания отменили, все срочно стали разъезжаться, но самолеты и поезда отменили (как выяснилась, на несколько дней), стали искать попутчиков, чтобы уехать на машинах.
