Слова: как ты говоришь о себе, описывая свою личность? Ты извиняешься за нее? Радуешься ей? Ведешь себя так, будто в ней нет ничего особенного? Например, я обожаю порядок. Я заправляю постель сразу, как встаю с утра, немедленно распаковываю сумки и раскладываю вещи по местам, когда возвращаюсь из поездки, и убираю приправы на место в процессе готовки, хотя мне практически всегда приходится снова доставать их. Еще ко мне потоком идут гости, и я часто замечаю, что говорю: «Да-да, с этим ничего нельзя поделать, не обращай внимания», аккуратно отталкивая их, чтобы взбить подушку у них за спиной или расставляя обувь в коридоре. Я часто объявляю всем, кто готов слушать: «Как хорошо, что я такая привереда. Это делает мою жизнь намного проще», доставая помаду из кармана сумочки, где она всегда лежит, потому что я возвращаю ее на место. Мне нравится жить в порядке, я всегда была такой, меня от этого прет, и это отражается в моих словах.
Мысли: какие мысли проносятся у тебя в голове из-за того, кто ты такой, когда ты входишь в комнату, встречаешь нового человека, читаешь новости или едешь по новой улице? Например, если я захожу в чей-то кабинет и вижу кучу хлама на столе, я начинаю нервничать и не представляю, как можно сосредоточиться в таком свинарнике. Беспорядок заставляет меня думать об уборке. Порядок заставляет меня думать, что все хорошо. Мне и в других людях нравится опрятность. Я сразу замечаю, заходя к кому-то домой, прибрано там или нет.
Убеждения: каких убеждений, сознательных и бессознательных, ты придерживаешься из-за того, кто ты такой? Порядок упрощает мою жизнь, потому что я всегда знаю, где все мои вещи. Я сама себя поддерживаю. У меня все на мази и под контролем.
Чувства: когда ты думаешь об Х, какие эмоции зарождаются в тебе? Порядок приносит мне чувство спокойствия, достижения, счастья, безопасности, надежности, уюта и небольшого превосходства над людьми, которые живут в беспорядке. Вот. Я произнесла это вслух.
Повторяющееся действие: какие привычные действия ты повторяешь из-за того, кто ты такой? Для меня это разглаживание, взбивание, складывание, составление, вытирание, расстановка, постоянные взгляды в комнату, где я только что прибралась, чтобы получить удовольствие от того, как прекрасно она выглядит.
Разобравшись с характеристиками, из которых состоит твоя личность, ты готов использовать эту информацию, чтобы создавать замечательные новые привычки, а старые и дурацкие – отбрасывать. Способность выбирать и менять то, в качестве кого мы живем свою жизнь – это дар. Особенно потому, что очень многие из привычек и черт, с которыми мы живем, изначально не были осознанно выбраны нами. Наука показала, что мы генетически предрасположены к определенным личностным характеристикам, и наше окружение тоже влияет на поступки и убеждения, которых мы придерживаемся. Мы переняли большую часть самых глубинных привычных убеждений и характеристик у родителей (или тех, кто нас вырастил и воспитал). В четыре года мы не думали: «Ну да, согласен, это прекрасная идея – относиться с пренебрежением к людям, которые не разделяют мои религиозные убеждения. Неприязнь к тем, кто от меня отличается, – это именно то, что мне кажется прикольным, полезным и осмысленным. Всегда буду так делать». Когда речь идет о большинстве наших ранних привычек, мы их как бы подцепляем за обеденным столом, наблюдая за каждым движением родителей. А потом делаем следующий шаг и создаем собственную версию истины одним из двух способов: либо имитируя то, что переняли, либо бунтуя против этого.
Когда ты был ребенком, люди, которые тебя растили, были центром твоей Вселенной. Ты полагался на то, чтобы они берегли тебя, кормили и показывали, как работает твой новый огромный мир. Ты был как маленький мышонок, который подбирает каждую крошку информации, попадающую ему в лапки. В детстве у тебя еще не было никаких фильтров или аналитических навыков, поэтому ты в основном усваивал и сортировал все эти вводные данные с помощью большого и неудобного переключателя «Да/Нет», и либо копировал, либо шел наперекор тому, что видел вокруг.
То, на что тебе не хватило аналитического мастерства, ты восполнил в деталях. Мой брат Стивен обнаружил, насколько глубоко он впитал информацию от родителей, когда уже взрослым случайно увидел видеозапись того, как они с папой плечом к плечу готовили бутерброды и закуски. Это был восемнадцатый день рождения его дочки, и мы все собрались у него дома, чтобы сделать ей сюрприз. Стив установил камеру на столешницу и навел ее на дверь, чтобы запечатлеть знаменательный момент ее прихода. Но он не заметил, что записал еще и себя вместе с папой. Когда на следующее утро я пришла к нему, чтобы посмотреть запись, он заявил:
– Я даже не представлял. Почему мне никто не сказал? Я даже не представлял.
Он включил уличающую запись. Папа и Стив на ней стояли у столешницы как Большой-Я и Мини-Я, в абсолютно одинаковых позах: плечи приподняты, голова немного опущена и иногда игриво встряхивается, руки немного напряжены, у каждого по ножу в одних и тех же пальцах, в одном и том же положении, одинаковая сосредоточенность при резке, одна и та же правая бровь приподнята, когда они вслушиваются в разговоры вокруг. Стив не просто идеально установил камеру – папа на переднем плане, а его нарезающий салат дублер немного правее – он не смог бы изобразить папу лучше, даже если бы специально попытался. Это было самое безупречное и впечатляющее представление, которое я когда-либо видела.
От этого никуда не деться – мы превращаемся в своих родителей, нравится это нам или нет.
Не знаю, как ты, но я иногда слышу, как произношу мамины слова с такой пугающей точностью, будто она прячется в кустах и подсказывает мне реплики. Я говорю то, чего нахваталась у нее, даже если не совсем с этим согласна или не хочу этого говорить. Слова выскакивают по привычке, как будто я откашливаю комки шерсти из подсознания.
Но иногда мы бунтуем против воспитания и отвергаем то, что усвоили, с той же тщательностью, с какой умеем копировать. Я списываю мою невероятную опрятность на тот факт, что моя мама обожала копить вещи. Она окружала себя хламом, потому что он дарил ей ощущение безопасности. Может быть, она заполняла какую-то пустоту, оставшуюся из ее одинокого детства. Мама считала, что если тебе понравилась кофточка, надо купить ее во всех расцветках. У нее было где-то тридцать семь кепок, которые сражались за место на крючках в шкафу. Бумаги, журналы, собачьи ошейники и пилочки для ногтей копились кучами на всех поверхностях. Однажды я приехала домой из колледжа и обнаружила на чердаке кучу старых баночек от крема. Все они были полупусты и сделаны в 1970-х годах. Я спросила у нее, можно ли это выкинуть, на что она ответила:
– Нет.
На это я ответила:
– Зачем же ты их хранишь?
А она парировала:
– А тебе какая разница?
И правда. Это ее чердак и ее засохший крем. Но для меня такое захламление – противоположность комфорту. Для меня – это абсолютное зло, которое силится распороть шов, скрепляющий кусочки моей души. Меня так сильно травмировала ее тяга к накопительству, что во мне возникла полностью противоположная личность, которая стремится к порядку. Эта моя черта стала настолько легендарной, что однажды одна моя гостья проснулась с воплем среди ночи, осознав вдруг, что оставила грязную ложку на моей безупречной столешнице.
