И даже когда Мал утратил способность воспринимать облик противника и его сознание погрузилось в необозримую непрозрачную пустоту, он продолжал твердить себе:
– Я должен выстоять во имя Христа!», уже не чувствуя боли и будучи не в состоянии разглядеть что-либо в тьме, окутавшей его сознание.
– Мое имя – Мал! Я стою на земле! Глаза, различайте свет! Уши, слушайте, что вам говорят! – говорил он и верил, что все еще стоит на двух ногах с застывшей на лице маской решимости, до тех пор, пока зрение не вернулось к нему, и он увидел себя самого со стороны и убедился в том, что и в самом деле каким-то чудом продолжает стоять на холме перед аль-Захидом, шепчущим свою молитву.
Малу стало легко и спокойно, так же как в тот момент, когда он висел на башне смерти, и принц понял, что его дух вышел за пределы телесной оболочки. Что же тогда заставляет его тело стоять на ногах? Но кто еще мог занять место, которое до сих пор занимал он, кроме змея? Он пришел, чтобы помочь, хотя в этот раз его никто не звал – Мал не позволил себе ни одной мысли, призывающей змея. И все же тот явился, чтобы исполнить свой долг, предписанный ему договором. Ведь змей обязан делать Мала неуязвимым в любом из поединков, даже если тот не предусматривает пролитие крови.
Тело, принадлежащее Малу, неподвижно стояло на холме, а сам Мал всю ночь провисел сверху, внимательно наблюдая за противником. Утром к ним подошли слуги, но лишь затем, чтобы снять шерстяные плащи. Арабы и египтяне, окружившие холм, смешались между собой. В этот момент они не испытывали ненависти друг к другу. Свидетели поединка тщательно соблюдали тишину и не позволяли себе ни пить, ни есть вблизи холма. Днем, под жаркими солнечными лучами, кожа на лице аль-Захида стала трескаться, в то время как Мал ничего не чувствовал и равнодушно наблюдал страдания амира. Тот едва стоял на ногах, но его осанка оставалась такой же горделивой, как и до начала поединка.
К середине второй ночи слуги поднесли к аль-Захиду факел поближе, он вытянул руку и опалил себе ладонь, видимо, желая почерпнуть в боли новые силы. Мал также не смел думать ни о чем другом, как о том, чтобы стоять на месте, хотя у него уже не осталась никаких сомнений в том, что змей занял его тело, чтобы самому сразиться с амиром.
Он одержал верх к концу третьей ночи. На рассвете аль-Захид переступил через предел своих сил и рухнул на землю. Некоторое время арабы продолжали стоять вокруг холма, как будто ничего не произошло. Они не могли поверить своим глазам: аль-Захид неподвижно лежал на земле. Глядя на его бледное лицо, на котором резко выделялись потемневшие губы, Мал понял, что амир в этой схватке избрал путь, который счел для себя единственно возможным. Взбежавший первым на холм старик присел перед телом аль-Захида и положил голову амира к себе на колени. Над ними склонился аль-Хаким. Выпрямившись, он горестно изрек, ни на кого не глядя:
– Аль-Захид мертв.
Старик обнял бездыханное тело амира, прижал к себе и зарыдал в голос. К нему подбежали арабы – отняли труп аль-Захида, завернули его в кусок шелковой материи и унесли. Старик упал на землю, где только что лежал правитель Амир-аль-Мадины и стал истово кричать, бить себя по лицу и рвать волосы из бороды. Когда же он обессилел и замолк, аль-Хаким приказал слугам отвести обезумевшего от горя старика во дворец. Сам амир, наконец, подошел к Малу и внимательно посмотрел ему в глаза. Аль-Хакима встретил сосредоточенный взгляд, не оставляющий сомнений в том, что он принадлежит живому человеку. Жрецы Амуна во главе с Сейт-Акхом, стоя за спиной Мала, молча наблюдали за происходящим. Аль-Хаким выдавил из себя, повернувшись в их сторону:
– Сегодня же правоверные покинут город.
Жрецы даже не шелохнулись. Когда аль-Хаким удалился, Сейт-Акх приблизился к телу Мала. Глядя в его немигающие глаза, он дал знак, и от толпы отделились двое с сосудами в руках. Как только они приблизились, Сейт-Акх взял у одного из них сосуд, покрытый бледно-голубой глазурью, и принялся поливать Мала водой, что-то приговаривая, но что именно – Мал не мог расслышать. Стоило жидкости проникнуть сквозь одежду и намочить кожу, призрак Мала неудержимо потянуло в телесную оболочку. Через мгновение он ощутил боль во всем теле и услышал все тот же гул в ушах, который подступил к нему в самом начале поединка. Тяжело дыша, он мог лишь различить размытые очертания обступивших его людей. Но чем больше чудодейственной влаги впитывала его кожа, тем быстрее к нему возвращались слух и зрение. Вскоре боль прекратилась, а воздух показался необыкновенно свежим. Когда же Сейт-Акх омыл Мала водой из сосуда покрытого красной глазурью, на удивление он почувствовал прилив сил. Принц, все еще поддерживаемый с двух сторон жрецами, окончательно пришел в себя.
– Змеиный князь победил! – громогласно провозгласил Сейт-Акх. – Возблагодарим великих богов!
Египтяне тут же пали на колени и склонили головы, а жрец обратился в сторону восходящего солнца:
– Слава тебе, первозданный Хепри! Ты тот, кто возник из самого себя, извергнув семя в Иуну. Ты вознесся ввысь и озарил светом все вокруг. Слава тебе Ра – владыка богов! Ты тот, кто воссуществовал подобно Хепри. Много живых существ сошло с твоих уст. Слава тебе мудрый Атум! Ты тот, кто воссиял на предвечном холме Бен-Бен и создал первую божественную пару.
– Слава! – раздались возгласы вокруг Мала.
– Слава тебе, сияющий Хепри в твоем имени Атум! – поклонился жрец. – Ты восходишь на горизонте, и земля преисполняется красот! О, Хепри, о, жизнедатель!
– Слава! – снова отозвалась толпа.
– Слава сияющему Ра в твоем имени, Хепри! – жрец поклонился второй раз. – Ты сверкаешь высоко над землей, и день следует по стопам твоим! О, Ра, о, создатель!
– Слава! – воскликнули люди, собравшиеся у подножия холма.
– Слава сияющему Атуму в твоем имени Ра, – жрец поклонился третий раз. – Ты исчезаешь за горизонтом, и земля безмолвствует в разлуке с тобой! О, Атум, о прародитель!
– Слава! – с каждым разом голоса, воздающие хвалу солнечным богам, звучали все громче и громче.
Со стороны восходящего солнца к вершине холма неожиданно для Мал подлетела белая цапля и опустилась на красную пирамиду. Сейт-Акх немедленно склонился перед ней и восславил ее тем же тоном, каким он до сих пор восхвалял Хепри, Атума и Ра.
– Слава тебе, непостижимый Бену – вестник сияющих богов, что подают нам знак принять их волю.
– Слава! – вторили ему египтяне.
Мал не мог поверить, что эта птица, случайно залетевшая неизвестно откуда, и есть вестник богов. На первый взгляд, она ничем не отличалась от обыкновенной цапли, и только ее глаза приковывали внимание. Они и в самом деле не могли принадлежать существу, способному лишь утолять голод, плодиться и каждый день спасать свою едва теплящуюся жизнь в мире, где смерть подстерегает на каждом шагу. Цапля взглядом приказывала Малу преклониться перед ней вслед за жрецами и ведомой ими толпой.
– Я поклоняюсь Христу, – мысленно возразил Мал, глядя птице прямо в глаза.
