Но он не смог подчинить свои ноги воле и разуму. Те подогнулись словно бы сами собой, и Мал опустился на колени. Он сразу же попытался встать, но у него ничего не получилось.
– Смирись, брат мой, – услышал внутри себя Мал голос змея.
Это он склонился перед Бену, а не Мал.
– Никогда!
Мал отвел взгляд от птицы, сосредоточил внутренний взор на лике Христа и стал шепотом произносить молитву. В ответ изнутри вспыхнуло жаркое пламя. Внутренний огонь мгновенно охватил все тело с головы до ног.
– Великий Бену, – обратился Сейт-Акх к птице, – ты был в начале времен и летал над водами Нуна. В конце времен ты сгорал в пламени извергнутым богиней Тефнут. Великий Бену, ты вечен, и смерть для тебя не более, чем новое рождение!
Мал задыхался, испытывая нестерпимую огненную боль. Ему стало казаться, что он умирает. Оглядев покорно склонившихся перед Бену людей, Мал понял, что пылать внутренним огнем выпало ему одному.
– Господи, прости мне грехи мои, – он приготовился к смерти.
Внезапно раздался пронзительный птичий крик такой силы, что у Мала заложило уши. Он поднял глаза на белую цаплю и понял, что ей сейчас так же больно, как и ему. Красная пирамида, на которой стояла птица, превратилась в раскаленный уголь, будто только что вынутый из самого пекла. Мгновение, и белая цапля вспыхнула алым пламенем. Еще мгновение, и ее пепел осел на землю. Сожженный дотла прах тут же собрался в белоснежное крылатое тело с длинным клювом и хохолком на голове. Птица взмахнула крыльями и взмыла в небесную высь. Это было последнее, что сумел запечатлеть Мал в сознании, неумолимо погружающимся в темноту.
Он очнулся под балдахином из белого атласа в шелковом халате, надетом поверх сорочки из тонкой белой ткани. Мал догадался, что находится во дворце, но не мог поверить в то, что арабы смирились и на самом деле предоставили приверженцам веры в первых богов все права распоряжаться городом. Ему было легче допустить, что арабы всего лишь покорились силе и временно отступили. Мал огляделся: роскошь убранства спальни не оставляла сомнений – он во дворце.
Его пробуждения дожидались Гор и Лия. Мал вспомнил, что много дней назад он так же проснулся в захваченном замке в городе Крак и первыми, кого он увидел, стали Филипп и Ари. Он обратил внимание на то, что Лия казалась старше Гора, хотя они были ровесниками. В это утро ее взгляд выражал глубокую скорбь. Было странно, что Гор нисколько не разделял чувства Лии и был по-своему обыкновению весел.
– Мой Господин, Сейт-Акх сказал нам, что вы вот-вот проснетесь, и капитан Аузахет отпустил меня вас проведать, – сказал Гор.
Он добавил, что Мал проспал больше суток. За это время арабы покинули город, исполнив слово, данное амиром аль-Захидом.
– Что с Еленой? – спросил Мал у Лии.
– Она умерла, – ответила амазонка.
Мал поначалу не поверил словам Лии.
– Как это могло случиться!? Ведь она выздоравливала! – пронеслось в его голове. – Какая странная смерть!
Мал ни чего не мог понять. Ему оставалось только сожалеть, что он так и не смог продолжить разговор с Еленой. Он вспомнил, как увидел ее в первый раз и принял за Маргариту. Теперь она мертва.
– Как это случилось?
– Как только вы взошли на холм, у госпожи поднялся сильный жар. И все же она продолжала горячо молиться за вас своему богу.
– Это было бессмысленно, – ни один греческий бог не в силах мне помочь!
– Но она молилась богу христианскому…
– Разве Елена была христианской веры? – удивился Мал.
Лия кивнула ему в ответ и продолжила:
– На следующий день у нее заболели глаза, а ночью вернулся жар. Я поила ее настоем из мяты и лимона и отваром тимьяна с медом, и к утру она смогла ненадолго забыться во сне. Днем ее снова охватил жар, и с тех пор Елена не сомкнула глаз. Ей уже ничего не могло помочь. Она умерла вчера вместе с восходом солнца, – ее тело сгорело в лихорадке.
Малу с самого начала было безразлично, какому богу возносит молитвы Елена. Он не мог проникать в мысли людей, он лишь наблюдал за движением их чувств, при этом, нисколько не сопереживая им. Он мог разглядеть лишь то, что лежало на поверхности океана человеческой души, но ее глубины были ему не доступны, и если люди совершали поступки, вызванные не эмоциями, а не постижимой для Мала сутью, то он был просто не в силах понять, что ими движет. Почему Елена заболела? И почему она все-таки умерла? Выходит, что Сейт-Акх был прав, и Мал действительно подвергал ее смертельной опасности. Но ведь жрец даже не подозревал, что гречанка больна. Скорее всего, он еще на корабле знал, что Елена умрет и пытался предупредить об этом.
– Она сгорела? – переспросил Мал.
Лия промолчала, а Гор только пожал плечами.
– Ведь Елена умерла, когда прилетела белая цапля? – спросил принц.
Лия кивнула в ответ.
– Ее сжег изнутри невидимый огонь, – убежденно проговорил Мал.
– Я не знаю, что чувствовала Елена, – сказала Лия. – Она говорила, что ее терзает жар, который всякий раз возникал в груди и затем охватывал все тело.
Мал вспомнил взгляд Бенну. Птица повелевала ему поклониться змеиным богам. Когда же его колени опустились, и Мал взмолился Христу, тогда-то в его груди и вспыхнул нестерпимый огонь. Но и до этого, всякий раз, когда Мал обращался с молитвой к богу, он чувствовал сильное жжение в груди. Так змей отвергал Христа. Но почему? Неужели змеиные боги не могут договориться с Христом о мире? К чему эта вражда? Неужели именно она стала причиной смерти Елены? Ведь она молилась Христу среди тех, кто чтил змеиных богов! И если Мала мог спасти змей, то Елена осталась беззащитной.
– Что если Сейт-Акх предупреждал его о смертельной опасности, которая грозит Елене, исходя из того, что она – христианка. Да, гречанка терпеть не могла жрецов Амуна. Но, может быть, не только их, но и змеиных богов. Но почему?
Его размышления прервал вошедший в спальню Сехмен:
– Ваше высочество, прибыл гонец султана аль-Азиза.
Лия вышла. Мал совершил утреннее омовение и с помощью Гора облачился в льняные одежды. Сехмен сопроводил принца в большой и светлый зал. Там его уже дожидался первый жрец Амуна. Чуть поодаль от него стоял писец. Как только Мал занял трон правителя города, Сейт-Акх произнес повелительным тоном:
– Сехмен, позови гонца!
Египтянин привел невзрачного араба, изо всех сил старавшегося не привлекать к себе внимания. Почти не показываясь из-за спины Сехмена, он бесшумно подошел к трону, поклонился, мягким аккуратным движением протянул свиток и произнес бесцветным голосом:
– Амиру аль-Хидру от великого султана Египта аль-Азиза.
Мал сорвал печать, развернул пергамент и прочел:
«Амир аль-Хидр, мы знаем о тех злодеяниях, что ты собираешься совершить против нас, и готовы противостоять тебе. Мы не сдадим ни один из арабских городов. Они укреплены и готовы выдержать твою осаду. Мы не боимся ни тебя, ни твоих людей. Против нас ты не более, чем капля росы против потока воды, низвергающегося с вершины самой высокой горы. Твоя чаша весов полупуста, и тебе нечего на нее положить, чтобы уравновесить мощь нашего войска. Разве не мы повергли в прах прославленный Мемфис, тот, что ныне именуется Дамиеттой! Разве не мы разрушили до основания город Хнасу, тот, что греки прозвали Гераклиополем! Разве не мы беспощадно разорили прекрасный Абидос! Десятки городов, где прежде правили многобожники, ныне находятся под нашим владычеством. И всякому, кто следует за тобой, полагается пронзить грудь стрелой, чтобы высвободить душу, плененную ненавистным шайтаном. Так что подумай, прежде, чем совращать с пути истинного тех, кто ни в чем не повинен. Иначе сам Создатель потребует от тебя ответа за пролитие их крови. И если ты пожелаешь вложить меч в ножны, то воистину сможешь оставить себе город Айю, что стоит на халдейской земле, но только с тем условием, что остальные города навсегда останутся в подданстве нашем».
