– Так вот кто двенадцатый рыцарь Осириса! – подумал Мал.
– Мне не удалось выпустить ни одной стрелы, мой господин, – расстроенный Гор показал Малу свой лук. – Тетива лопнула, стоило мне натянуть ее.
– Такова воля богов, – отвечал Мал. – Если бы ты выстрелил даже один раз, мне было бы не с кем сражаться.
Мал поднял с земли плащ убитого араба, вытер кровь с меча Рамзеса и вернул клинок в ножны. До него донесся детский плач. Посмотрев в сторону леса – туда, откуда доносился звук, Мал увидел, что это плачет вовсе не ребенок, а взрослый человек, и, судя по роскошным доспехам, это был сам аль-Азиз. С непокрытой головой и всклокоченными волосами он стоял на коленях, покинутый всеми, молился и плакал навзрыд. Мал подошел к нему, но султан даже не обернулся в его сторону.
– О, владыка души моей, прости меня и прими мое покаяние. Прибегаю к тебе в поисках спасения от искушений, насылаемых Эблисом, и от мук в пасти геенны огненной. О, долготерпимый Аллах, прости мне мой грехи, малые и великие, первые и последние, тайные и явные! Даруй мне милость твою, потому как нет никого, кто превзошел бы тебя в милосердии.
Исполненные глубокой боли слова аль-Азиза звучали, как крик одинокой птицы, кружащей в воздухе над разоренным гнездом.
Мал вспомнил поверженного Фарида Ола, его возбужденное раскрасневшееся лицо, на котором горечь поражения сменялось яростью и ожесточением, и его мольбы об убийстве. Аль-Азиз в отличие от своего соплеменника являл собой образец смирения. Такого Малу еще не приходилось видеть. Выражение лица у султана смягчилось, и он, и в самом деле стал похож на ребенка. Слезы смыли с него гнев и злоречие, и аль-Азиз преобразился. Мал, который еще совсем недавно мнил себя карающим мечом Господа, различая в душе султана рассадник пороков, теперь сомневался в своей правоте.
– Не есть ли мои слова – всего лишь проявление гордыни? – думал Мал. – Ведь я нисколько не лучше его и когда-то также праздно проводил время, растрачивая его на поиски наслаждений.
– Ты прав аль-Хидр. Всевышний карает меня за мои грехи, – аль-Азиз повернулся к Малу. – Ты все знаешь, я – слабый человек, ничтожнейший из смертных, не раз творивший беззаконие перед ликом Всевышнего, и более, чем другие, достоин презрения. – Султан опять обратился к небу, – Аллах, не наказывай нас, если мы забываем о тебе и ошибаемся, не возлагай на нас бремя, что возложил на отцов наших, – нам не по силу нести его. Сжалься и помилуй нас. Ты – властелин наш. Помоги нам противостоять искушениям Эблиса.
Султан замолчал. Он мог обмануть кого угодно, но ему бы никогда не удалось провести змея. При звуках искренней молитвы в сердце Мала словно бы вонзилось раскаленное лезвие. Его рука потянулась к рукояти меча.
– Ты не посмеешь! – прошипел Мал. – Ты дал мне неуязвимость, но ты не можешь решать за меня, кому жить, а кому умереть.
Жар в теле Мала усилился. Кровь на теле стала запекаться прямо на глазах.
– Господь, заступись за мою душу! Мал дернулся, как одержимый, и упал на колени. – Прости раба твоего, что возгордился и осудил!
Усилием воли Мал обернулся к султану и произнес, как можно громче:
– Светлейший султан, прости меня! Я – обычный человек. И грехов во мне, не меньше, чем в тебе.
– Милостивый аллах тебя простит! – безропотно произнес султан. – Прости же и ты меня!
– Господь милосердный простит тебя, – прокричал Мал, не в силах терпеть жар, пылающий у него в груди.
Султан поднялся и пошел в сторону леса. Он понял, что своим раскаянием сжигал Мала дотла и предпочел удалиться. Он шел не как вельможа, а как обычный деревенский житель, идущий по своим делам. Раскаяние изменило его до неузнаваемости. И чем дальше он уходил, тем легче становилось Малу. Жар уходил, и к Малу возвращалась привычное хладнокровие:
– Неужели это все! Выходит миссия аль-Хидра на этом завершена!?
– Господин, – к Малу подошел Гор.
Он хотел что-то сказать, но Мал не дал ему этого сделать.
– Проводи султана аль-Азиза, куда он пожелает, и возвращайся в Аль-Карнак. Там я буду тебя ждать.
– Повинуюсь, мой господин, – поклонился Гор. – Только прикажите Сехмену, чтобы он взял на себя командование кораблем и доставил вас и Ксанта до Аль-Карнака.
– Об этом можешь не волноваться. Поспеши.
Гор погнался за султаном, а за ним отправились пятеро рыцарей Осириса. Другие шестеро поклонились Малу, спустились к берегу и взошли на борт своего корабля.
Произошло то, во что Мал никогда бы не поверил, пока не увидел своими глазами: свитой султана аль-Азиза стали верные слуги змеиных богов. Но видно Сейт-Акх прав и так устроен мир: если люди будут верить в одних и тех же богов и служить только им, то их вера придет в упадок. И как только это произойдет, в государствах воцарятся тираны, правление которых приведет к обезличенности людей.
Из семи десятков нибурцев в живых остались только восемь человек, в то время как арабы потеряли убитыми несколько сотен. Капитан Ксант приказал не тратить время на захоронение мертвых, а распрячь лошадей и взять их на борт «Гора». Но оказалось, что животные не в силах спуститься со столь крутого берега. Тогда Ксант приказал разделиться: четверо отправлялись к Аль-Карнаку на корабле, а он сам в сопровождения Мала, Геральда и еще двух нибурцев повели лошадей через саванну.
Перед тем, как отправляться в путь, Мал известил Сехмена о том, что капитан Гор жив и передал его приказ возглавить команду. От египтянина он узнал, что «Гор» и «Осирис» оказались здесь потому, что решили последовать за арабскими кораблями:
– Нам не сразу удалось их обнаружить. Мы настигли их только возле леса. Когда на берег выскочили люди и скрылись в зарослях тростника, мы поняли, что вы рядом. Рыцари «Осириса» высадились на берег, и Гор, как мы его не отговаривали, последовал за ними.
По прибытию в Аль-Карнак Мал и Ксант первым делом доложили обо всем адмиралу Бердану. Тот немедленно приказал отправить людей на четырех кораблях к месту битвы, чтобы захоронить мертвые тела как нибурцев, так и арабов.
На «Сетхе» Мал попал в объятья Лии. Она бросилась к нему, как только Мал показался ей на глаза и прижалась всем телом, не обращая внимания на то, что его одежда превратилась в пропитанные чужой кровью лохмотья. Лия попросила Мала ничего не говорить, чтобы из ран на его лице лишний раз не сочилась кровь. Принц не чувствовал никакой боли, но он послушался Лию и молча смотрел на нее, ни на мгновение не отрывая взгляд. Она прикасалась к нему руками, и Мал получал ни с чем несравнимое ощущение покоя. Его раны заживали прямо на глазах Лии.
К вечеру вместо четырех кораблей вернулось девять. К «Осирису» и нибурским парусникам присоединились арабские. На одном из них прибыл султан аль-Азиз. Его приветствовали собравшиеся на берегу арабы, но он не обращал на них никакого внимания. Слуги несли перед ним сундук, доставали из него золотые монеты и бросали их нищим. Те подбирали монеты и еще громче прославляли щедрость султана. Тот по-прежнему шел, опустив глаза. Увидев среди встречавших наместника, аль-Азиз велел Басаму щедро пополнить припасы нибурских кораблей. Адмирал Бердан приказал на ночь удвоить охрану кораблей и смотреть в оба.
