– Молим о прощении за содеянное нами! Нашими действиями двигало единственное намерение искоренить зло, проникшее в лоно церкви Христа, но само зло ослепило глаза наши. И мы никоим разом не хотели и не хотим быть судьями папскому престолу! – голос Петра из Альбано выделялся среди многоголосого фальцета рыдающих священников. И все пристыженные отцы, хором присоединились к его последней фразе:
– Non nos sedem iudicamus apostolicam! Мы не судьи папскому престолу!
Фраза настолько понравилась всем, включая папу Иоанна, что он тут же повелел ее внести в акты собора, как один из утвержденных собором постулатов.
Следующим актом было наказание наиболее «отличившихся» на Трупном синоде. Отлучение Сергия было подтверждено, также отлучению подвергся упрямый кардинал Христофор и тосканский священник Астерио, вероятно в большей степени за то, что приютил бежавшего Сергия, однако всем остальным, поскольку они добровольно явились на суд и здесь смиренно преклонили колена пред лицом церковного собора, отлучение было заменено на достаточно тяжелую эпитимью. Сполетская партия вздохнула с нескрываемым облегчением и искренне возблагодарила собор и понтифика за высокое милосердие, проявление которого, к слову, накануне у папы выхлопотал их молодой правитель Ламберт.
Собор единодушно признал ничтожным и преступным суд над Формозом и запретил впредь судить скончавшихся пап. Затронутая сполетцами тема принуждения многих из них к участию в Трупном синоде, привела к тому, что, по инициативе римского кардинала Бенедикта, было записано в актах собора следующее:
«….Никого из епископов нельзя терзать и, пренебрегая священными канонами, не выслушав и не обсудив, беспокоить, отбирать имущество или в темницу заключать».
Коснувшись темы имущества, папа Иоанн инициировал рассмотрение вопроса о прекращении действительно варварского, до идиотизма, обычая грабить дом папы после его смерти. Присутствующие одобрили этот запрет единогласно. Затем вновь вернулись к рассмотрению того тяжелого наследства, которое оставил потомкам папа Формоз. Было решено вновь подтвердить запрет на переход с одной епископской кафедры на другую (здесь папа Иоанн позволил компромиссно «сбросить пар» собранию, предоставив им на критику одно из главных преступлений, вменявшихся Формозу). В тоже время собор решил устранить сумятицу, возникшую в связи с оспариванием назначений на церковные должности, совершенные Формозом, а затем отмененные Стефаном, который заставил всех рукоположенных Формозом пройти повторное посвящение. В итоге, после некоторых споров (а сполетская партия, после того как миновала основная гроза, нашла в себе силы возражать по данному пункту) было решено оставить в силе все назначения Формоза, а все повторные посвящения Стефана, равно как рукоположения, совершенные им, отменить.
В завершение первого дня собора, под иронические ухмылки восточных патриархов, было решено сжечь все документы, касающиеся Трупного синода, как наносящие смертельный вред авторитету католической церкви. После чего священники пропели осанну всем решениям собора и разошлись до утра следующего дня.
На второй день собора в базилику Сан-Витале с небольшой свитой пожаловал император Ламберт. Внимание императора было неслучайно, ибо именно в этот день предполагалось регламентировать отношения между церковью Христа и императорской короной. Молодой император, нисколечко не стесняясь сурового и почтенного, с густой проседью, окружения, самостоятельно обратился к высокому собору с пламенной речью. В своих словах он живописал все ужасы и злодеяния, которые сопутствовали выборам римских пап, проходивших в последние годы и неизменно вызывавших беспорядки по всей Италии. Особо он остановился на событиях, сопровождавших выборы папы в феврале этого года, когда только его, Ламберта, своевременное появление в Риме предотвратило воцарение на троне святого Петра безбожника Сергия, ныне отлученного Церковью. В итоге император резюмировал:
– Какие еще свидетельства недавней истории нашего государства вам надлежит привести, сколько еще крови достойных христиан должно пролиться, сколько знамений гнева Божьего мы еще должны улицезреть, чтобы понять недопустимость в дальнейшем нарушения установлений пращура моего, императора Лотаря, внука Карла Великого, согласно которым выборы епископа Рима должны производиться в присутствии императора или уполномоченных послов его!
Вот еще один акт законотворчества Церкви и императорской короны, который на протяжении веков будет, в зависимости от конъюнктуры, то шумно одобряться всеми участниками исторического процесса, то глухо замалчиваться или подвергаться пренебрежению. Со времен введения этого уложения прошло чуть более семидесяти лет, и большей частью этого времени Рим и Церковь мечтали избавиться от этого обременения, тем более что императорская власть в эти годы демонстрировала явные признаки своего угасания. И вдруг закон Лотаря был вновь озвучен в стенах церковного собора и единогласно принят всеми присутствующими! Папа Иоанн, сердце которого сжималось при лицезрении всех бесчинств, связанных с папскими выборами, торжествовал очередную победу над римской вольницей и противоборствующими церковными кланами, которые на долгие годы, благодаря авторитету, властности, молодости и отменному здоровью императора, будут подчинены строжайшей дисциплине. Мир и порядок, начав с Рима, воцарится во всей Италии – надеялся и верил Иоанн.
Решив благополучно столь масштабный вопрос, оставшуюся часть дня Иоанн и его собор провели в решении более суетных, но оттого, как минимум, не менее приятных для себя задач. Для разбега они выпросили у императора право вершить суд и следствие по делам, связанным с супружескими изменами, происходящими в их епархиях, мотивируя это тем, что грех прелюбодеяния есть нарушение закона Божия и никоим образом не касается законов светской власти. Император с этим неубиваемым доводом не мог не согласиться, но настоял на том, чтобы у подданных было право апелляции к его суду.
Воодушевленные первым успехом, прелаты Церкви обратились к императору с просьбой о введении запрета на передачу приходов в частное владение и на увеличение полномочий приходских пресвитеров над подчиненными им священниками. И на эту просьбу император ответил согласием.
Однако, когда священники заговорили о порядке уплаты десятины, Ламберт раздраженно нахмурился и со своей стороны потребовал ввести в обязанность епископу, вступавшему в управление графским имуществом или пользующегося графской рентой, уплачивать налог в казну императора на тех же основаниях, что и светские правители. На этом запросы священников на мирские блага и привилегии испарились так же быстро, как испаряется пролитая вода на раскаленный песок пустыни.
После этого в разговор с Ламбертом вновь вступила тяжелая артиллерия в лице папы Иоанна. Разговор этот был срежиссирован между ними еще несколько дней назад, когда их совместный кортеж путешествовал по живописным дорогам Италии. Иоанн напомнил императору о договоре между его отцом Гвидо и Церковью, подписанном десять лет назад, который подтверждал привилегии, дарованные церкви императором Людовиком Благочестивым
130. Эти привилегии, в свою очередь, уходили корнями вглубь веков и якобы восходили к своду законов, установленных еще самим Константином. Суть же их заключалась в наделении епископов функциями светских правителей в своих владениях, а сами владения, являясь на деле полноценным государством, не могли подвергаться какого-либо рода отчуждениям со стороны короля и императора.
