Последняя фраза Теодоры звучала откровенным оскорблением, но Сергий предпочел пропустить ее мимо ушей.
— Агнец… Чистый, добродетельный человек… не запятнанный в наших грехах… — вслух раздумывал Сергий. — Такие люди, хвала Небесам, еще встречаются, но ведь нам нужно, чтобы он был еще известен Риму… А знаете, такой священник действительно есть. Правда, он так молод!
— Этот порок со временем исправляется, — улыбнулась Теодора.
— Он значительно моложе меня, — со значением сказал Сергий.
— Ах, вот вы о чем! Полноте, ваше преподобие, вспомните судьбу Ламберта. Кто бы пять лет назад поставил хоть один денарий на то, что Беренгарий его переживет? А вот поди ж ты!
— Этот фриульский гриб еще прольет слезу на ваших похоронах! — хохотнул Альберих, но Сергий зло зашипел на него:
— Язву вам на язык, мессер Альберих, что вы такое говорите?
— Простите, ваше преподобие, и долгих вам лет жизни. Продолжайте же свой рассказ. Что за агнца вы откопали?
— Да он, правда, немного молод для понтифика, и Рим все-таки его плоховато знает, но зато сей юноша обладает поистине ангельским смирением, корыстолюбие и суета еще не омрачили его души. Его образованность и мягкость нрава снискали ему уважение среди высшего клира, но… не пойдут ли достоинства его во вред ему самому? Находясь на троне Святого Петра, нужно уметь проявлять и твердость духа, и определенную жесткость.
— Ваши слова, вероятно, справедливы, но я напомню, что нам необходима победа именно сегодня. Как сложится завтрашний день, знает только Господь, а мы будем действовать согласно обстановке, — возразила Теодора.
— Но кто же этот человек, ваше преподобие? — спросил Теофилакт.
— Его зовут Лев, он пресвитер городской церкви Приапи.
— Значит, он не римлянин? Прекрасно! — воскликнул Альберих, — Тогда откуда уверенность, что горожане будут отдавать за него свои голоса? Христофор-то им, по крайней мере, земляк!
— Лев родом из Ардеи, но это на самом деле неважно, — ответил Сергий. — В нашей ситуации это, быть может, наоборот, сыграет нам на руку, ибо все известные городу отцы Церкви за последние годы свою репутацию только раз за разом портили. К тому же высший клир, в отличие от плебса, немало наслышан о Льве, его мягкость и безотказность в помощи нуждающимся подняли его авторитет чрезвычайно высоко.
— Я полагаю, нам необходимо встретиться с ним, — сказал Теофилакт, — до сего дня я видел его только на службах покойного папы Бенедикта.
— Мессер Теофилакт, только прошу вас, не надо сейчас меркантильных разговоров. Лев благочестивый христианин, и нашими интригами мы только испугаем и огорчим его, — проговорил Сергий, — предлагаю вам направить ваши усилия на обеспечение поддержки пресвитеру Льву в вашем Сенате, я же со своей стороны разобьюсь в лепешку, но добуду большинство среди нашей братии. Прекрасная Теодора, вы воистину премудры!
— Представляю себе выяснение отношений между Христофором и Адальбертом, когда выяснится, что последний зазря ухлопал кучу своего золота, — усмехнулся Альберих, но суеверного Сергия от этого скоропалительного прогноза вновь передернуло:
— Что на вас нашло в последнее время? Рано, рано, мессер Альберих, вы делите шкуру неубитого медведя. Впереди у нас тяжелая работа, упорная схватка, и исход ее далеко неочевиден!
Всю следующую неделю Рим бился в лихорадке. На улицах, на городских площадях и рынках, даже чуть ли не во время службы не утихали среди горожан споры о будущем наследнике престола Святого Петра. Всю неделю шло противостояние золота Адальберта против добродетелей Льва из Ардеи. Немаловажным преимуществом последнего стала полученная им известность среди прихожан знаменитой римской базилики Санта-Марии Маджоре, где молодому священнику одно время довелось служить. Сам Лев был немало смущен своим выдвижением в претенденты на папский престол, причем настолько, что даже попросил своих братьев на время освободить его от ведения службы.
Активно и изобретательно действовал Теофилакт среди своих коллег по Сенату, агитируя за молодого пресвитера. К каждому сенатору был применен индивидуальный подход, и, в зависимости от личных качеств и претензий агитируемого, Теофилакт использовал в своем арсенале все — от подкупа до прямой физической угрозы. Сергий действовал в более дипломатичной манере, впрочем, Теодора оказалась права — формозианцы с радостью готовы были отдать свои голоса за Льва, как в силу достоинств последнего, так и в пику своим тосканским соперникам, так что здесь значительных материальных затрат даже и не потребовалось.
Шли дни, и Адальберт Тосканский со своим кардиналом Христофором по ряду наблюдаемых ими признаков почувствовали, как вполне осязаемая победа вдруг начала ускользать из рук. Перечень ответных мер был неширок — ничего более не оставалось тосканскому графу, как поступить в духе и в стиле практически любого игрока, начинающего проигрывать в азартные игры. Адальберт резко взвинтил ставки, начав сулить поистине золотые горы за голоса в пользу Христофора. Чаши весов, на которых лежала судьба папского престола, вновь заколебались.
Накануне дня голосования весьма кстати в Рим подоспело совместное послание от архиепископа Равенны Кайлона и гостившего у него архиепископа Бенедикта Амбренского
54, уважаемого далеко за пределами Прованса. Достойные пасторы в своем письме выражали горячую поддержку пресвитеру Льву и заверяли римлян, что тот будет способен поднять пошатнувшийся за последнее время авторитет Святой Церкви.
24 июля 903 года, выглядывая из-за занавесок своих носилок, граф Адальберт и его жена Берта, зеленея от злости, могли наблюдать, как в ожесточенном споре и с минимальным отставанием их кандидат проигрывает борьбу за вожделенную папскую тиару, превращая все значительные траты своих хозяев в пыль, в ничто. Решающим стало преобладание среди клира сторонников покойного Формоза — всякий раз, поднимаясь со своих мест, они напоминали римлянам о преступлении над Верой, совершенном с их молчаливого согласия шесть лет назад. Возражать против этого аргумента сторонникам Христофора было попросту нечем, в течение спора те не придумали ничего лучшего, чем с раздражением начать отвечать личными оскорблениями против обличителей своей креатуры. Все это достигало прямо противоположного эффекта, в невыгодном свете выставляя сторонников Христофора в глазах плебса. Не спасло Христофора и голосование Сената, здесь голоса разделились поровну, но Теофилакт хорошо запомнил тех, кто, несмотря на всего его усилия, пошел против него и поддержал тосканского протеже. Концовка голосования прошла уже под непрекращающимися громогласными проклятиями Христофора и его сторонников, которые грозили Риму и его церкви всеми мыслимыми и немыслимыми несчастьями. Все это со стороны больше напоминало брань рыночных торговцев, уличенных в продаже испортившегося товара.
Наконец под ликующие крики толпы перед глазами тысяч римлян, собравшихся на площади перед базиликой святого Петра, предстал весь покрасневший от смущения пресвитер Лев — молодой человек двадцати пяти лет от роду, наружность которого без сомнения выдавала в нем человека мягкого, уравновешенного и неиспорченного. Срывающимся от волнения голосом он благословил притихшую толпу, а единичным выкрикам своих противников кротко ответил библейской цитатой «Знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет»
55, и вознес благодарственную молитву. Сто восемнадцатый преемник Святого Петра был избран!
