— Вот мы и добрались до самого первого вопроса, который вы мне сегодня задали. Чтобы Адальберт ни в чем не сомневался, он направил меня к вам в качестве переговорщика, чтобы заключить с вами, как минимум, перемирие, а как максимум, уговорить сдаться.
— Сдаться? Не много ли хочет граф Тосканский?
— Как я уже говорил, его зовет Людовик, а скоро его позовут и его подданные. Поэтому, мессер консул, вам не надлежит торопиться с согласием, тем более, что в обмен Адальберт сейчас предлагает вам всего лишь без вреда для жизни оставить Замок Ангела и Рим, а также компенсировать ваши убытки в связи с разграблением вашего имущества. Требуйте же, мессер, много большего, требуйте полного вашего восстановления в своих правах консула, сенатора, командующего римской милиции и судьи. Уверяю вас, очень скоро Адальберт станет сговорчивей. И тогда вы сможете заключить мир на выгодных для себя условиях.
— Это перемирие все-таки считаете необходимым?
— Обязательно, иначе Христофор не отпустит его от себя. Важно показать, что вы сохраняете к папе чувства доброго христианина.
— Хорошо сказать, «добрые чувства»! Он же отлучил от церкви меня и мою семью!
— В воле папы вернуть вас в лоно церкви. Это Адальберт и Христофор готовы предложить уже сегодня. Прошу прощения, я просто забыл с этого начать.
— Ну а что далее, ваше преподобие? Что насчет ваших действий и ваших шансов?
— На сей счет есть свои соображения, мессер консул, но до поры до времени разрешите мне оставить их при себе, — с лукавой улыбкой ответил Сергий. — Распорядитесь же насчет писем. После чего я вернусь к своему благодетелю, — ехидно добавил он и с деланным вздохом заключил, возвысив голос и воздев к небу руки, — увы, мне нечем будет его порадовать. Извергнутый из церкви граф Тусколо, находясь целиком во власти своего еретичества и своей гордыни, отринул предложение графа о перемирии. Как жаль!
Эпизод 17. 1657-й год с даты основания Рима, 18-й год правления базилевса Льва Мудрого, 3-й год правления императора Запада Людовика Прованского (20 декабря 903 года от Рождества Христова)
Прошло почти три недели, прежде чем бывший епископ Сергий с белым флагом в руке вновь появился на мосту, ведущем в Замок Ангела. Для защитников замка эти три недели протекли в рутинных хлопотах, перемежаемых ленивой перестрелкой и перебранкой с осадившими замок тосканцами и сторонниками префекта Григория. Однако для прочих участников конфликта последние дни прошли не столь однообразно, приведя многих в состояние сильного нервного возбуждения. Громом среди ясного неба стало для Адальберта и Христофора известие о том, что отряды папского Пентаполиса, и прежде всего Равенны и Болоньи, вторглись в пределы маркграфства Тосканы и их же примеру с севера последовал Гуго Миланский. До сильных столкновений в Тоскане дело, правда, еще пока не доходило, нападавшие ограничились тем, что заняли несколько деревень и небольших замков — граф Гуго подошел довольно близко к Лукке, а войска Болоньи и Равенны оказались в непосредственной близости от Флоренции. Свои действия нападавшие мотивировали тем, что они не признают законными последние папские выборы в Риме, не признают права Христофора на престол Апостола Петра, а самого Адальберта считают отныне покровителем узурпатора. В качестве дополнительного аргумента в свою пользу равеннцы сделали достоянием гласности письмо Христофору, пришедшее от византийского патриарха Николая Мистика
63, где последний разразился яростным памфлетом против еретика, допустившего в своих словах «филиокве».
Все это вынудило Адальберта спешно искать мира с Теофилактом. Странное дело — занявший почти весь Рим, он теперь вынужден был общаться с затворниками башни Ангела практически как проигравший. Поэтому в один прекрасный день верного отца Сергия снабдили дополнительными полномочиями и арсеналом необходимых маневров для ведения дипломатической игры, и, возлагая на него колоссальные надежды, отправили на новый раунд переговоров.
В отличие от предыдущей встречи, разговора на верхней террасе башни на сей раз быть не могло. Если три недели назад в Риме еще стояла более-менее сносная осенняя погода, то теперь светло-коричневые стены башни обдувались колючими, злющими ветрами и временами моросящий дождь даже норовил переходить в снег. Сергий, войдя в пределы крепости, сразу кинулся к большому огню, разведенному во дворе, и, грея озябшие руки, обернулся к Теофилакту:
— Мессер консул, а ведь сегодняшняя погода под стать настроению Адальберта!
— Все идет, как мы планировали?
— Именно так. Ваш миланский Гуго и отец Иоанн вовсю хозяйничают в Тоскане. Альберих, как лев, караулящий жертву, затаился у себя в Сполето. Патриарх базилевса проклял папу Христофора, а Людовик между тем настаивает на прибытии Адальберта с войсками в Павию не позднее апреля.
— Прекрасные новости. Ну а что же на этот раз предлагает мне Адальберт?
— Ко всем прочим обещаниям, высказанным мною ранее, он обещает восстановить вас и Кресченция в звании сенаторов Рима, но о возвращении вам консульского титула и слышать ничего не хочет.
— Что же даст мне это звание сенатора, если Сенат теперь полностью подчинен Григорию?
— Разумеется, ничего. Сенат в любой момент может вновь вас лишить пурпурной тоги
64 и отдать под суд. И, тем не менее, не сегодня, но спустя время, я советую вам согласиться. Также как и согласиться на перемирие с Адальбертом. Но, еще раз повторю, не сегодня.
— Почему так? Что вы хотите выиграть на этот раз?
— На этот раз я нижайше прошу вас, мессер консул, приютить бедного несчастного отца Сергия в пределах вашей благословенной крепости.
Теофилакт удивлялся крайне редко, но сейчас был именно тот случай.
— Что-то произошло?
— Видите ли, несчастный отец Сергий имел смелость или глупость вступиться за формозианцев, брошенных Христофором в тюрьму. Конечно, не от того, что начал разделять взгляды их учителя, разорви его Люцифер! А только от христианского сострадания и любви, каковые должны исповедовать все рабы Божьи, ну а слуги Церкви его тем более.
— Как отреагировал на это Христофор?
— Он еще пока не в курсе, но, конечно, он будет взбешен. Впрочем, его реакция на все это дело меня мало интересует. Для меня главное сейчас, чтобы моя позиция и мои слова дошли до глаз и ушей римского плебса. Мои люди уже оповещены, что я нашел приют в Замке Ангела, и завтра весь Рим будет знать, что я укрылся здесь, спасаясь от преследований Христофора.
— Я восхищен, ваше преподобие, хитроумием вашего плана. С учетом последних событий вы в глазах римлян будете считаться жертвой и оппозицией тирану Христофору.
