Маркиз Тосканский в результате последних событий мог считать себя проигравшим и даже несколько униженным Римом. Сергий сделал все возможное, чтобы убедить Адальберта, что последний нисколечко не потерял в результате свержения Христофора, и что все их прошлогодние конфликты произошли исключительно по вине одиозного узурпатора.
— Мессер Адальберт, я паче прежнего почитаю вас достойнейшим христианином, верным защитником престола Святого Петра, и заверяю вас, что отношусь к вам не менее, чем к обожаемому сыну, чьим достижениям я восхищаюсь. Я прекрасно помню, что не у кого иного, как у вас, нашел в свое время кров и пищу на долгое время, и, будьте уверены, свои долги я помню хорошо и долго должным быть не собираюсь, — сладко пел Сергий в уши Адальберту.
Наиболее сложными выдались у понтифика переговоры с Альберихом. Тот прекрасно помнил их разговор у потревоженного трупа Агельтруды, где Сергий прозрачно намекал на свою готовность в случае победы на папских выборах способствовать продвижению Альбериха к королевской короне. Сейчас же по всему выходило, что Альберих об этом может надолго забыть. Альберих долго сопротивлялся и, не особо выбирая выражений, упрекал папу в нарушении им своих обещаний, на что Сергию, вспылившему в ответ, пришлось однажды предъявить свои самые веские козыри и одернуть взбалмошного сполетского сеньора, напомнив тому о судьбе императора Ламберта и его брата Гвидо. Дело могло кончиться крупной ссорой, но Сергий смог-таки продемонстрировать всю изворотливость искусного дипломата. Как и в случае с Адальбертом, Сергий уверял, что от временного отступления Альберих сейчас только выиграет.
— Ну помилуйте, доблестный Альберих, сейчас в Италии есть три человека могущественней вас. Людовик, на чьей голове императорская корона, Беренгарий, чело которого украшает корона королевская и Адальберт, человек богатый и властный. Выступить против каждого из них, пускай и по отдельности, затея смелая, но бесперспективная, и для ее осуществления еще и необходим какой-то повод, а его-то сейчас нет, и в ближайшее время не предвидится. Выдержка и расчет — вот ваши козыри. Предоставьте, мессер Альберих, тем, кто выше вас, разобраться между собой без вашего участия и вы увидите, что вы в скором времени с четвертой ступени перейдете на третью, а если будет на то воля Господа, сможете шагнуть еще выше и без всяких трат и рисков.
Аргументация была убедительной, и Альберих, пусть и с досадой, но вынужден был с ней согласиться. Одержав победы в индивидуальных переговорах, Сергий пригласил всех своих потенциальных союзников поздним вечером 10 февраля в свои покои возле базилики Святого Петра.
В просторной зале, тускло освещенной факелами, за круглым дощатым столом, на котором благодаря скаредности папы стояли только кубки с вином, пришли на аудиенцию к Сергию граф и графиня Тосканские, граф и графиня Тускуланские и герцог Альберих. Прежде чем прийти сюда, папа и его гости только что посетили базилику, где совместно воздали хвалу Господу за свое существование и удачу, дарованную им. Вернувшись в приемную залу, гости были обречены на выслушивание нескольких славных церковных песнопений, исполненных монашками монастыря Марии На Капитолийском Холме
79.
Альберих всматривался в лица поющих женщин с тем чувством досады, которую, вероятно, испытывала эзоповская лисица под гроздью спелого винограда. Недуг его, наведенный на него Агельтрудой, за прошедшее время, увы, не исчез и нисколько не ослабел, а изменившееся в связи с этим поведение уже начало вызывать неприятные кривотолки среди его окружения. Герцога это доводило до бешенства, и в немалой степени способствовало формированию в нем убежденного женоненавистника. Вот и сейчас, рассматривая монашек, Альберих только желчно вспоминал все слухи о слабости Сергия к прекрасному полу и, оценивая каждую, старательно поющую смиренную Юнону
80, пытался угадать, приглянулась ли та своему господину исключительно за свои христианские качества или ее появление здесь продиктовано более суетными устремлениями понтифика. Свинья грязь всегда найдет, и мало-помалу его вторая версия победила в отношении решительно всех поющих монашек.
Наконец смиренные сестры прекратили свое пение. Папа отблагодарил их, вручив каждой по милиарисию
81 и дав им облобызать свою костлявую руку. «Этот пройдоха Сергий, где ему надо, бывает щедр. Если он платит Монете по монете за песню, представляю, сколько каждой он отваливает за любовь», — язвительно думал Альберих вслед уходящим монашкам.
После ухода певчих некоторое время прошло в полной тишине, хозяин и гости несколько минут ждали, пока закончат со своими хлопотами слуги, убиравшие их стол, и они будут предоставлены сами себе. В течение этого времени все собравшиеся окидывали друг друга испытующими взглядами, пытаясь разведать мысли и чувства оппонентов.
Интересную картину, дающую простор для продолжительных философских плаваний, представляли эти собравшиеся. Они являлись самыми могущественными людьми местных и ближайших окрестных земель, однако из них из всех только Адальберт имел основания считать себя человеком благородного рода. В остальном же вершить судьбы Италии собрались священник-расстрига Сергий, бывшая куртизанка Теодора, дочь куртизанки Берта, начинавший свою карьеру с дорожных разбоев Альберих и, наконец, не хватавший до поры до времени звезд с неба служака Теофилакт, в свое время изгнанный со своей родины, а совсем недавно еще и отлученный от Церкви. Помимо всех вышеперечисленных, в зале присутствовал Анастасий, юноша с белым, несколько болезненным цветом лица и уже подслеповатыми от усердного чтения глазами. Свое место в собрании он занял по праву асикрита и главного помощника Сергия во всех его начинаниях. Сергий относился к нему с необыкновенной лаской, как к сыну, и злые языки во всех римских закоулках уже давно шелестели, что на самом деле так оно и есть.
— Молю Господа нашего о том, чтобы бури и потрясения, сотрясавшие Рим в последние годы, наконец, развеялись, и наступили мир и спокойствие, — произнес Сергий. — Залогом будущего мира я вижу, друзья мои, сердечные и доверительные отношения, буде таковые установятся между вами. В вас всех и в каждом по отдельности я вижу и желаю видеть главные опоры власти преемника Апостола Петра, — продолжил он. — Каждый из нас был вовлечен в противостояния, недавно совершавшиеся в Риме, и, вне зависимости от того, кто и как воспринял итоги этой борьбы, я призываю всех к миру и крепкому союзу против грядущих испытаний.
Гости на протяжении всего монолога Сергия согласно кивали головами.
— Моим разящим мечом в славном Риме, моим надежным щитом в гордом Риме, моей правой рукой в моих суетных делах я почитаю и представляю вам мессера Теофилакта, графа Тусколо, консула, сенатора, судью и главнокомандующего Рима, а также вестарария папского двора. Его интересы всех вас призываю уважать и поддерживать, в чем найдете ответную помощь и поддержку, если таковая понадобится. Моим главным союзником на востоке и юге римской епархии, бесстрашным и благородным защитником интересов Веры я почитаю и представляю вам мессера Альбериха, герцога Сполетского, графа Камерино, графа Фермо. Его интересы всех вас призываю уважать и поддерживать, в чем найдете ответную помощь и поддержку, если таковая понадобится. Моим главным союзником на западе и севере римской епархии, благочестивым и милосердным христианином я почитаю и представляю вам мессера Адальберта, маркиза Тосканского. Его интересы всех вас призываю уважать и поддерживать, в чем найдете ответную помощь и поддержку, если таковая понадобится.
