Практически в один день, когда Теодора получила известие о том, что вторично стала бабушкой, городские шпионы принесли ей известие о внезапной кончине Гизелы, единственной наследницы Беренгария Фриульского, выданной им замуж за Адальберта, графа Ивреи. Теодора отреагировала молниеносно — в ее голове родилась блестящая идея предложить молодому графу Адальберту руку своей второй дочери, совсем юной Теодоры-младшей. Альянс сулил великие перспективы, но Теодоре пришлось вскоре с болью вцепиться себе в волосы и смириться с поражением. Ее извечная соперница Берта Тосканская получила это известие раньше, и ее ответ был не менее скор — она незамедлительно выслала гонца в Турин с письмом Адальберту и портретом своей дочери Ирменгарды. В успехе Берты можно было не сомневаться — Ирменгарда, по словам еще живых очевидцев событий прошлого века, была точной копией своей бабки, роковой красавицы Вальдрады. Марьяж с тосканскими маркграфами Адальберт Иврейский принял незамедлительно и это не на шутку встревожило Теодору, Иоанна Равеннского и самого Беренгария — на северо-западе Италии начал образовываться весьма опасный для них пояс врагов, грозивший растянуться от римских предместий до не к добру затаившейся Бургундии. Третья новость, привлекшая этой весной внимание Теодоры, к слову, пришла именно оттуда — в конце прошлого года скончался Рудольф, король Верхней Бургундии, оставив свои земли малолетнему сыну. И, наконец, скорбный перечень тех, кого за последнее время унесла ненасытная смерть, был бы неполон, если бы мы не упомянули о неожиданной кончине юного короля Людовика, сына Арнульфа Каринтийского, с уходом которого навсегда пресеклась ветвь германских Каролингов. Суеверный народ связал последнюю смерть юного монарха с появлением в конце прошлого года над небом Франкской империи страшной кометы, имеющий вид меча
43, и меч этот, по мнению некоторых астрологов, был занесен над всеми потомками Карла Великого.
Все эти события побудили нашу римскую львицу начать свою атаку. К тому же, нет худа без добра — занятая свадебными приготовлениями, Берта со своим мужем отправилась на север Италии, и выборы папы теперь могли бы состояться без них самих и их козней. И Теодора решилась.
Осуществить преступление казалось делом и простым, и сложным одновременно. Теодора и ее муж имели доступ во все помещения резиденции папы, включая спальню, кабинет, кухню. Однако и меры предосторожности слугами папы и людьми Теофилакта исполнялись неукоснительно и были достаточно тщательно продуманы. Вся пища и все вино непременно дегустировалось рабами, причем, несмотря на ущерб вкусовым качествам, приготовленная пища выдерживалась некоторое время, дабы лекарь, осмотрев раба, мог бы удостовериться в отсутствии в пище как быстродействующего яда, так и яда, действующего с отсрочкой по времени. Белье и одежды папы стирались и проветривались одновременно бригадой слуг и поступали в услужении понтифику непосредственно перед обрядом одевания или сна. Наконец, спальня папы всегда внимательно осматривалась на предмет наличия в ней змей и насекомых, а священными книгами папа пользовался только из своей личной библиотеки, запираемой на внушительного размера ключ.
Однако, Теодора не была бы Теодорой, если бы ее изощренный преступный ум не подсказал ей блестящую мысль. Китониты
44 были людьми последовательными в своих действиях. В частности, они покупали факелы, служившие как для ароматизации, в силу наличия особых масел, так и для освещения просторных покоев своего владыки, исключительно у одного византийского купца. Теодора, вычислив этого продавца, в один солнечный майский день прикупила у того изрядную партию самых дорогих факелов, но на следующий день сердито вернула их греку, заявив устами своих слуг, что они чадят какой-то гарью, от которой у нее заболела голова. Грек, пожав плечами, вернул ей деньги и забросил факелы в общую кучу, не переживая о временном убытке, ибо сегодня должны были явиться к нему китониты папского дворца, так что внакладе он в любом случае не должен был остаться. Понятное дело, что в состав ароматических масел Теодора внесла свои изменения.
Спустя пять дней, во время службы в базилике Святого Петра, в присутствии сонма горожан, молодому папе внезапно сделалось дурно. Его вырвало кровью прямо на ступени кафедры, глаза закатились и он взвыл страшным голосом, распугав всю многотысячную паству. День ото дня ему становилось хуже, лишь в середине дня странная болезнь имела свойство ненамного отступать, но вечерами, когда слуги зажигали факелы в его спальне, папа начинал задыхаться и страшный кровяной кашель вновь терзал несчастного. Наконец, однажды сделалось дурно и одному из слуг, и кто-то сообразительный выкинул прочь все факелы в спальне, в результате чего папские покои теперь погрузились в кромешную тьму, лишь изредка нарушаемую дрожащим пламенем свечи, когда кто-нибудь из придворных осторожно подходил к умирающему, чтобы дать ему пить или для того, чтобы убрать липкую испарину с его лица.
Молодой понтифик держался в высшей степени достойно в свои последние часы. Ему очень хотелось увидеться и проститься с Мароцией, единственной женщиной в его жизни, единственной любовью и самым большим своим грехом. Но даже в такую минуту он не посмел подвергнуть унижению авторитет апостольского трона и обнажить перед всеми свои суетные страсти. С грустной улыбкой на губах, уходя в лучший мир, он говорил всем многочисленным слугам и патрициям города, собравшимся подле него, что ранняя смерть ему послана Господом в наказание за его дерзость утвердиться на престоле Апостола, он ведь знал, заранее знал, что недостоин подобной участи и ждал наказания все дни своего короткого понтификата. И теперь он просил римлян только об одном — быть строгими и придирчивыми при выборе своего нового епископа, только это могло дать им прощение со стороны Небес.
Папа Анастасий Третий скончался ранним беспечным утром 14 июня 913 года, на два года и два месяца пережив своего отца, папу Сергия. Единственный случай в истории папства, когда апостольская тиара переходила фактически по наследству, хотя об этом, кроме самого Анастасия, никто не знал. Рим погрузился в уныние, которое не испытывал со времен смерти Иоанна Девятого. Молодого папу за его кроткость и набожность город успел полюбить всем сердцем, а его подчеркнутая аполитичность, насколько, конечно, мог быть в то время вне политики епископ Рима, только добавляла ему симпатии горожан, которым знать, в результате своей подковерной борьбы, подсовывала в последние годы то папу-хозяйственника, то папу-удачливого интригана, но уже давно не сажала на престол Святого Петра человека, единственным устремлением которого было стараться служить идеалам христианства, по крайней мере в том виде, в котором их понимал он сам и европейский Десятый век. Исключением здесь являлся папа Лев Пятый, но его понтификат длился столь мало, что город даже не успел составить о нем цельного представления.
С кончиной папы Анастасия, Теофилакты немедленно собрали церковный собор и ассамблею знати из союзных им итальянских фамилий. Местом собраний они, как и в прошлый раз, избрали полуразрушенный дворец Нерона, на ступенях которого Теодора надеялась теперь взять полновесный реванш. Конечно, ей и Иоанну Тоссиньяно, спешно прибывшему в Рим на зов любимой, к тому моменту не удалось довести число своих сторонников до большинства ни в светском кругу, ни в церковном, но на сей раз у них было неизмеримо больше шансов на успех, тем более что на ассамблее отсутствовала не только Мароция, но и тосканская семья в полном составе.
