— Безусловно, брат мой, безусловно. Но многое будет зависеть сейчас от исходов переговоров с Беренгарием, ведь никто не может гарантировать нам согласие фриульца.
— Союз с Тосканой и объединение земель не может не восхитить Беренгария, — сказала Берта.
— А как отреагирует на этот союз Рим? — спросил Гвидо.
Семья вновь задумалась. Ирменгарда разочарованно оглядывала родственников, ей казалось, что уже все благополучно завершилось.
— Необходимо также решить, кто от нашего имени будет вести разговоры о брачном союзе с Беренгарием. Боюсь, фриулец настороженно отнесется к любому посланцу нашего рода, будь то из Тосканы или Бургундии, — сказал Гвидо, и все согласно кивнули головой.
— Рим, по имеющейся информации, готов короновать Беренгария, но к Тоскане относится опять-таки враждебно. Как жаль, что до этих дней не дожил папа Сергий, тогда все наши мечты стали бы явью! — продолжал Гвидо, и его слова снова не встретили ничьих возражений.
— Есть только один человек, который способен успешно выступить с нашей стороны на переговорах с Беренгарием, а также получить согласие на этот союз от Рима, — и после этих слов Гвидо, его старший брат резко вскинул голову и усмехнулся.
— И этот человек живет в соседних с вами покоях, братец! Не так ли?
— Да, это могла быть герцогиня Сполетская, — спокойно ответил Гвидо.
— Мы многократно имели возможность убедиться в остроте ума Мароции, — сказала Берта, — я поддерживаю ваше предложение, Гвидо, сын мой.
— А я нет, и спешу, прежде всего, предостеречь вас, матушка, — с иронией сказал Гуго.
— В чем ты видишь опасность, сын мой?
— В том, что этой милой герцогине, вскружившей голову моему брату, надо доверять куда менее, чем следует.
— Ты говоришь это только потому, что она отвергла тебя, — вскричал Гвидо, и краска волной залила его лицо.
— Для этого нужно было сначала возжелать ее, а у меня таких мыслей сроду не возникало.
— Дети мои, прошу вас не принимать важные решения, касающиеся нашей семьи, под влиянием ваших плотских чувств, — важно заметила Берта.
— Уверяю вас, матушка, что слова мои продиктованы не иначе, как разумом и опытом, зачастую горьким и основанным на собственных ошибках и неудачах, — сказал Гуго, — Что же касается герцогини Сполетской, то, направляя ее ко двору Беренгария, вы рискуете все задуманное нами передать в руки исконных врагов наших.
— Поясни.
— Извольте. Что, скажите, помешает герцогини Сполетской, оказавшись в Вероне, совершить то, что теперь планируете вы, а, именно, добиться руки и сердца короля? Вот только не для вас, а для себя! Простите меня великодушно, матушка, но она много моложе вас, ее красота немногим уступает вашей, она здорова и плодовита, а насчет ее талантов в области интриг вы сами не так давно упоминали.
— Бог ты мой! Об этом я не подумала, — воскликнула, немного уязвленная словами сына относительно ее возраста, Берта. Однако, она тут же нашла слабое место в его речи, — Позволь, но она же замужем за Альберихом?
— Но мой брат Гвидо сказал весьма точно о наличии у Мароции возможностей договориться с Римом, и с помощью своей мамаши и ее любовника-папы она сможет по какой-либо причине попытаться расторгнуть брак. Собственно и причины-то долго искать не надо, не от хорошей же жизни она сбежала к вам из своего Сполето.
— У Мароции исключительно плохие отношения с папой.
— Но она дочь его любовницы. А теперь представьте себя на месте Теодоры, в ее руках окажутся фактически и корона, и тиара!
— Да, да, да, это возможно. Ее нельзя отпускать в Верону, — прошептала Берта.
— Кого же вы направите тогда к королю, матушка? — спросил Гвидо, заметно раздраженный словами брата.
За мать ответил ее старший сын.
— Об этом решим позднее. Не исключено, что именно вас, мой братец. И не смотрите на меня так, висконт, быть может, я пекусь и о вашем растравленном любовью сердце. Представляю, что испытали бы вы, когда узнали бы о браке Мароции с Беренгарием!
— В ваших словах больше желчи, чем заботы, Гуго.
— Вы вновь несправедливы, брат мой. Я могу доказать правоту моих слов, если вы, в свою очередь, пообещаете не ставить свою возлюбленную в известность о наших планах. Мы с Ирменгардой послезавтра покинем вас, матушка, — Гуго повернулся к Берте, — так вот, накануне нашего отъезда сообщите Мароции о принятом вами решении относительно марьяжа с Беренгарием и о выбранном вами после, которым, естественно, будет не она, и внимательно проследите за тем, что воспоследует. Если она по-прежнему будет тихо и мирно оставаться в вашем замке и мурлыкать возле нашего брата Гвидо, я немедленно подпишу со своей стороны документы об отсутствии претензий на ваше наследство, матушка. Однако, клянусь девственностью папы Формоза, это будет не так, или же я совсем не понимаю женщин.
Берта с умилением смотрела на своего старшего сына. Ей всей душой хотелось, чтобы он оказался правым в своих обвинениях. Тогда она восторжествовала бы везде!
— Да будет так, — с затаенным гневом на брата произнес Гвидо и, тем самым, подвел черту разговору.
На следующий день, поздно вечером, когда уже все обитатели замка укладывались спать, в покои Мароции заявился слуга с просьбой от графини Берты посетить ее. Мароция поспешила к графине и застала ее в крайне радостном и воодушевленном состоянии.
— Моя блистательная герцогиня, дитя мое, я спешу поделиться с вами одной мыслью, навеянной мне моими детьми. Вы знаете, как я ценю вашу мудрость, которая уже неоднократно помогала нашему дому, и потому мне интересно было бы знать ваше мнение. Сегодня я направила гонца к королю Беренгарию.
И Берта коротко изложила суть письма к королю.
— Это предложение по мудрости и изяществу достойное ваших великих предков, — льстиво сказала Мароция и поклонилась графине.
— В случае надлежащего ответа, мне необходимо будет направить моего апокрисиария в Верону, — сказала Берта. Мароция подняла голову, и графиня заметила, с каким вниманием она слушает ее. Графиня в душе усмехнулась и продолжила.
— Сделать выбор было совсем не просто. Многие годы мою семью и семью короля разделяла вражда, доходившая порой до войн. И я решила, что наилучшей кандидатурой для обсуждения брачного союза будет …. граф Адальберт Иврейский.
По лицу Мароции скользнула тень разочарования.
— Почему он, графиня?
— Он был женат на единственной дочери Беренгария, Гизеле.
— Да, но она умерла, а после того как он женился на вашей прелестной Ирменгарде, он отложился от Беренгария и помогал бургундцам в войне против него. Такое не забывается.
— Тоскана тоже воевала против Беренгария. Все забывается, моя милая, блестящие перспективы своим светом легко ослепляют глаза и заслоняют собой темное прошлое. Не скрою, я рассматривала и вас в качестве своего представителя.
