— Прошлого не вернешь, Мароция. За все наши грехи нам отвечать перед Господом. Но вспомните, что умение прощать есть великая добродетель, — сказал папа.
— Почему же вы не заикались о прощении все это время? Потому что я понадобилась вам сейчас?
— Увы, да. Нам необходима ваша помощь, — сказал папа.
Простые и открытые слова, высказанные епископом без всяких дипломатических изворотов и прелюдий, обезоружили молодую герцогиню лучше и быстрее, чем самые изощренные с многослойным дном намеки. Гнев Мароции начал испаряться, в конце концов, она сама знала, что такой разговор состоится и от этого разговора она сама рассчитывала получить немалые бенефиции.
— В чем же она заключается? — спросила Мароция уже более спокойным тоном.
— Брак Беренгария и Берты не должен состояться, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнесла Теодора.
— Отчего же? Накануне ваш Святейший друг прямо заявил о выгодах этого союза и об отсутствии возражений к этому браку со стороны Церкви.
— Нельзя допустить того, чтобы Италией правили бургундские графы, — сказал папа.
— Или «графини»? В тот миг, когда Берта станет императрицей, ваши часы пребывания в Риме, матушка, будут сочтены.
— А ваши нет? — взвилась Теодора, — или ты, доченька моя любимая, рассчитываешь на то, что тебе удалось обвить своими сетями ее сыночка? Не забывай, что твой муж пред Богом и людьми находится в Сполето, его здоровье на зависть прочим и только мы, Его Святейшество и я, знаем, что у тебя действительно есть мотивы для расторжения брака с ним, но будем ли мы тебе помогать? А без нашей помощи твои титулы недорого стоят и твое возвращение из Лукки, и недавние слова о Берте, заставляют делать вывод о наличии у тебя конфликта и с ней. Да, конечно, ты можешь раскрыть секрет Альбериха и добиться расторжения брака с ним, но тогда ты лишишь сполетского наследства своих собственных детей и сама потеряешь всю свою ценность в глазах высшей европейской знати!
Теодора выложила все карты на стол. Мароция и сама понимала, что без компромисса ей не обойтись.
— Мои обиды вам будут стоит очень дорого, — сердито буркнула она, открывая торг.
— Мы слушаем вас, Мароция, — сказал папа.
— Прежде всего, я и слуги мои, которых из свиты моего отца отберу лично я, с этого дня находятся в Замке Ангела и замок этот будет моим по праву собственности.
— Вас не устраивает ваш дом на Авентине?
— Пусть им владеет мой брат или моя сестра, я не буду иметь претензий.
— Замок вообще-то принадлежит римской префектуре, ну да Господь с ней, этот вопрос можно уладить. Принято.
— Вы снарядите торговый корабль в Палестину для моих верных людей.
— Это что еще за прихоть? — воскликнула Теодора.
— Это моя личная прихоть. Я не буду против, если вы воспримите это именно так.
— Принято. Далее.
— Герцог Альберих никогда более не появится в Риме.
— Альберих будет участвовать в нашем походе на Гарильяно, — заметил Иоанн.
— Для этого ему не обязательно являться сюда. Я напишу ему письмо, в котором обрисую четко последствия того, что произойдет, если он окажется в пределах аврелиановских стен. В этот же миг подробности моей жизни в Сполето станут известны моему отцу, и ваш поход, от которого вы ждете дивидендов, прежде всего, самому себе, закончится так и не начавшись.
— Далее, — сухо проговорил Иоанн, глаза его зло сузились, губы сложились в сердитый замок.
— Рим перед королем Беренгарием поддержит присвоение Гвидо титула графа Тосканы, и не будет чинить никаких препятствий.
— Здесь все в руках короля. У меня и без того не было возражений по этому поводу.
— Вы расторгнете мой брак с Альберихом с сохранением наследственных прав на герцогство за моими детьми.
— Каким образом?
— Герцог вынужден будет дать свое согласие, в противном случае он будет иметь дело с моим отцом и Гвидо Тосканским. У него нет особого выбора, пусть остается в своем Сполето до конца дней своих, беспробудное пьянство не сделает наше ожидание слишком долгим. Все наши доводы я изложу в письме к нему, надеюсь, мозги у него еще работают.
— Вы пытаетесь усидеть на двух стульях, Мароция.
— Нисколько. Я не рассчитываю на Сполето, но хотела бы сохранить его для своего младшего сына.
— Почему младшего?
— Потому, что старшего сына Иоанна я направлю на служение Церкви и здесь я рассчитываю на ваше благоволение.
— Чем может помочь простой мессер Тоссиньяно? — съязвил папа.
— Тем, что моему сыну будет определен приход одной из кардинальских церквей Рима. Например, церкви Святой Марии в Трастевере.
— Помилуйте, Мароция, ведь он еще ребенок! Разве мало мне возмущений в Риме?
— Пусть так, — после некоторой паузы согласилась Мароция, — но вы письменно поклянетесь мне обеспечить ему карьеру в высшем клире, сразу после его первого причастия. И не делайте такие глаза, мессер Тоссиньяно, я же не прошу у вас немедленно дать моему сыну кардинальскую сутану. Пусть начнет с аколита
80, это нарушение церковных правил с вашей стороны будет не первым, не последним и уж точно не самым значительным.
— Вы метите своего сына, сына….. Сергия на ….. Вы не боитесь Неба, милая?
— Наше происхождение, по канонам церкви, греховно изначально. Кто более чист перед Господом? Тот, кто был зачат в грехе, но на протяжении судьбы своей был послушным слугой Божьим, или тот, кто имея славную карьеру, на закате жизни попрал законы Церкви и Бога? Кто ближе к Господу, Савл
81 или Иуда?
— Сдаюсь перед вашим красноречием. Я дам вам и вашему сыну такую клятву. Надеюсь, что он выберет путь поближе к Савлу, — напоследок еще раз съехидничал папа.
— Ну а на тосканское графство, вы, дочь моя, все-таки рассчитываете? — вкрадчиво спросила Теодора.
— Я не хочу и не собираюсь именовать себя до конца дней моих иллюзорными сполетскими титулами. Меня интересует фактическая власть, а не абстрактная.
— Ну что же, — развел руками Иоанн, — похоже, мы договорились.
— Не совсем, — вспомнила вдруг Мароция, — ваш брат должен немедленно и навсегда покинуть Рим.
— На это я не пойду никогда, — возвысил голос Иоанн, — пусть тогда все наши договоренности пойдут прахом, но я никогда не соглашусь остаться в Риме игрушкой в ваших прелестных руках. Я знаю, как здесь в одночасье разделались сразу с двумя папами и я вовсе не хочу походить на ягненка, которого вам, Мароция, в любой момент могут привести на заклание. Петр единственный, кому я доверяю жизнь свою, и он останется подле меня.
