Брендалин задумалась, перебирая в памяти свои неудачи.
– Это было точно после Лугнасада, но до того, как сбежала Келликейт.
– И ты ни с кем не ссорилась? Не находила ничего странного? Не наступала на эльфийский след?
– Я бы заметила. – Брендалин нахмурилась, её миловидное лицо вдруг посуровело, губы сжались в тонкую линию, и даже изящный девичий подбородок стал резким и волевым, когда она вскинула голову. – Впрочем, это моё дело, и я сумею справиться сама.
Элмерик вздохнул. Памятуя прошлый опыт, спорить он решился далеко не сразу, но, подумав, всё же осмелился заметить:
– Если леди не хочет ни помощи, ни защиты – быть может, ей пригодится добрый совет? Брендалин, пойми, я ничуть не сомневаюсь в том, что ты сильная и смелая. Но порой изнутри ситуации мы не видим самых простых вещей. А сторонние люди их замечают. Особенно те, у кого опыта побольше нашего.
Девушка глянула на него и нехотя кивнула:
– Может, ты и прав. Но поговорить с наставником я всё равно должна сама.
– Как тебе будет угодно. – Элмерик выдохнул с облегчением. – А впрочем, что мы всё о делах да о делах в такую прекрасную ночь? Пошли скорее танцевать!
Он схватил её за руку, чтобы втащить в круг.
– Но у меня ужасно грязное платье! – заупрямилась Брендалин. – А вдруг кто увидит?
– В темноте не увидит. – Сегодня Элмерик больше не собирался отступать.
– И я наверняка опять упаду.
– Ни в коем случае! Я тебя поймаю! – Бард сам бесконечно поражался своей храбрости. – Вот увидишь: на меня можно положиться. Говорят, проклятия рыжих минуют. А я как раз рыжий. Всё твоё невезение испугается и убежит.
– Ладно, уговорил. – Девушка рассмеялась, и её смех напомнил Элмерику звон маленьких серебряных колокольчиков. – Тебе сегодня сложно отказать.
Они танцевали до упаду, пока на пожелтевшие осенние травы не пала утренняя роса, а в стремительно светлеющем небе не начали гаснуть частые звёзды. Предрассветная прохлада сослужила хорошую службу, позволив Элмерику взять замёрзшие ладони Брендалин в свои руки и долго согревать их горячим дыханием. Щёки горели, и дыхание сбивалось – то ли от безудержного танца и жара костров, то ли от бури чувств, охватившей их обоих. В эту ночь казалось вполне допустимым сначала коснуться губами кожи на её тонком запястье – точно там, где бьётся голубая жилка, – а потом, окончательно осмелев, привлечь к себе и поцеловать. Брендалин, конечно, вспыхнула и опустила взгляд, но не отстранилась, даже когда Элмерик сбивчиво и тихо признался ей в любви. Вместо ответа, которого от неё и не требовалось, Брендалин нежно провела рукой по его щеке и, улыбнулась.
Проснувшиеся птицы пробовали голоса, приветствуя новый день, повсюду гасли огни Мабона, на прогоревших кострищах дотлевали угли, перемешанные со свечным воском. Ветер колыхал потухшие бумажные фонарики. Огромная бочка сидра уже совсем опустела, и трактирщик с работниками, кряхтя, откатили её на задний двор. На помосте, который недавно покинули музыканты, лежали пара не подобранных ими медяков, подвянувшая роза и чья-то лента из рукава. Праздник удался на славу. Теперь Элмерик знал, как сладко бывает не только проститься с прошлым в колдовскую ночь, но и смело шагнуть навстречу будущему, которое обещало быть радостным и очень счастливым…
На следующий день сразу после уроков мастер Патрик велел ученикам проветрить погреб, пересчитать все припасы, расставить по полкам новые соленья, перебрать мешки с купленными вчера на деревенской ярмарке овощами, чтобы не попалось гнили, и просушить собранные во время дождя яблоки. Те, кому не досталось работы по дому, были отправлены в лес – за грибами и орехами.
К превеликому сожалению Элмерика, им с Брендалин в этот раз пришлось разделиться. Мастер Патрик настоял, чтобы лучшая травница, помимо лесных даров, принесла ещё кое-какие растения для будущего урока, а барда оставил дома, да ещё и при этом многозначительно хмыкнул. Впрочем, за работой Соколят мельник надзирать не стал. У него так сильно разболелась нога к перемене погоды, что даже трость уже не особенно выручала. Он почти не выходил из своего кабинета на первом этаже и, судя по запаху, варил какие-то мази и припарки. Мастера Дэррек и Флориан тоже были заняты своими делами и во дворе не показывались.
При распределении работ Элмерик вызвался пойти в погреб. В течение часа или полутора он расставлял банки по полкам и ворочал тяжёлые бочонки с соленьями, пока вконец не выбился из сил и не попросил Орсона сменить его. Едва бард вышел во двор, щурясь от яркого дневного света, как тут же налетел на Джеримэйна, перевозившего на тачке мешки с зерном.
– Смотри, куда прёшь! – огрызнулся тот.
– Сам глаза протри! – не остался в долгу Элмерик.
После темноты погреба дневное солнце слепило аж до слёз, и он действительно не увидел Джерри. Оправдываться, впрочем, бард не стал: всё равно это было без толку – его недруг и без того найдёт, к чему прицепиться. Подумал – и как в воду глядел: Джеримэйн посмотрел на него презрительно и, подбоченившись, заявил:
– А ты, вижу, отдохнуть уже решил? Быстро же выдохся…
У него самого на лбу выступили бисеринки пота, но Джерри даже не думал их вытирать, всем своим видом показывая, что ничуть не устал. О, как же сильно Элмерик ненавидел эту кривую ухмылочку, полную чувства собственного превосходства! Порой только хорошее воспитание удерживало барда от того, чтобы вмазать негодяю хорошенько, – без зубов, небось, всякий перестанет скалиться.
– Вот иди и потаскай бочки, раз такой умный! – фыркнул бард. – Тачку-то возить любой дурак может.
– А ты, как вижу, неплохо разбираешься в том, что может любой дурак? – Джеримэйн мотнул головой, стряхивая с волос мучную пыль.
– Да иди ты… – Элмерик отмахнулся, так не сумев подобрать достойного ответа.
Джерри просиял так, будто бы взял главный приз на ежегодном турнире красноречия в Холмогорье. Он опустил тачку, на всякий случай поправил один из мешков, чтобы тот не выпал, и без лишних предисловий предложил:
– Раз уж ты всё равно отдыхаешь – айда в библиотеку!
– Зачем это? – хмуро спросил Элмерик, после перепалки ожидая какого-нибудь подвоха.
– Книга же! – напомнил Джеримэйн, приплясывая на месте от нетерпения. – Ну та, со скандальной тёткой. Призрак хочет на тебя посмотреть.
– Откуда она обо мне узнала? – вытаращился бард.
– Так я ей рассказал прошлой ночью.
Элмерику стало не по себе. Вряд ли им что-то угрожало прямо на мельнице, но всё-таки призрак есть призрак. Кто знает, зачем ей взбрело в голову увидеть барда? И что вообще рассказал Джеримэйн?.. Вряд ли что-то хорошее.
– А ты, выходит, про меня языком треплешь всем подряд? Тебе что, больше поговорить не о чем?
Он ожидал ответной колкости, но Джерри больше не был настроен зубоскалить – его лицо стало серьёзным, каким бывало на уроках.
